Арман Лану - Здравствуйте, Эмиль Золя!

— Это г-жа В., — говорит Сезанн.

И уточняет:

— Ты же ее прекрасно знаешь, это «розовая шляпка».

Постоянные горькие переживания прошедших лет заставляют Золя полностью погрузиться в творчество. Он создает «Нана».

Что можно подумать о таком незначительном эпизоде? Золя, безусловно, сам рассказал о нем хроникеру. Но когда? В 1870 году Золя женился на Габриэлле-Александрине, а знал он ее с 1864 года. Жена его была ревнивой и властной женщиной. Вскоре появилась «Нана», и Золя отнюдь не противился, чтобы популярный журнал представил его как человека, ничем не похожего на грязного бульварного писаку! А поэтому все, вероятно, в рассказе подвергнуто им собственной суровой цензуре — все идеализировано, приглажено, прилизано… Имена, очевидно, изменены, а может быть, даже и некоторые даты. Это, как мы увидим, вошло у него в привычку.

Всего этого недостаточно, чтобы доказать, что «розовая шляпка» — это Луиза Солари. Ведь Луиза Солари в те времена была еще очень юной, замечает мой близкий друг Марсель Жирар. Но мы в «зеленом раю детской любви». А может быть, была и м-ль Жанна и Луиза? Но статья Жюля Оша иллюстрирована. На фронтисписе мы видим медальон, изображающий в профиль первую героиню Золя — «розовую шляпку». Но вот сын Золя, доктор Жак-Эмиль Золя, заинтересовавшись этими розысками, показал мне гипсовый медальон, подаренный Эмилю Золя примерно в то время, когда появилась статья Жюля Оша. Медальон был сделан Филиппом Солари, и в семье романиста считали, что на нем изображен сын Филиппа Солари, хотя у ребенка длинные волосы (правда, в те времена было модным отпускать мальчикам длинные волосы, и сам Жак долго ходил с локонами). Это предположение казалось вполне правдоподобным, ибо сын Солари был крестником Золя. Все это так, но вот портрет первой любви Золя, опубликованный в «Ревю иллюстре», — без всякого сомнения, копия портрета, представленного самим Золя. Он так удивительно походит на медальон, подаренный Филиппом Солари, что можно почти безошибочно сказать: рисунок сделан с медальона. Если бы на медальоне изображен был крестник, у Золя не было бы никаких оснований предоставлять его для воспроизведения художнику. Правдоподобнее всего то, что и на рисунке, и на медальоне одно и то же изображение: первая любовь Золя, милая «розовая шляпка» — Луиза Солари.

Как бы то ни было, эта история свидетельствует о большой, пылкой, чистой и нежной страсти, которая впоследствии отразилась в творчестве Золя.

«Розовая шляпка» — Луиза или Жанна — войдет при жизни романиста в его мифологию и, прежде чем стушеваться перед действительностью, которая поглотит этот призрак, послужит прообразом для Мьетты, Нинон, Альбины, Анжелики. И еще долго, грезя о своем Провансе, Золя будет не раз вспоминать этого ребенка.

Когда начинал моросить мелкий дождь, трое школьников собирались у Байля, который устроил лабораторию в комнате, заваленной старыми газетами, гравюрами, заставленной стульями, мольбертами. Там, среди реторт — точно как у Тома Тита — говорили о магической силе театра. Самонадеянный Золя предлагает поставить на сцене задуманную им «Любовь поэтов всех времен» и хочет заново написать всеобщую историю александрийским стихом. Любопытно отметить, что речь идет о 1857 годе: только спустя два года Виктор Гюго, создав «Легенды веков», осуществит планы своего юного поклонника!

Отрочество — это пора исканий и сомнений, и жизнь Золя и его друзей — прекрасный тому пример. Пока Сезанн слагает латинские стихи с легкостью, которая не дана Эмилю, Золя преуспевает в живописи! Байль занимается синтезом эпической поэзии и интегральными исчислениями. В математике Золя силен. И если Золя по справедливости предпочитает стихи Сезанна своим, Поль просит его разрисовать ширму, ибо будущий новатор в живописи не может справиться с этой работой сам.

Это Золя? Нет, ошибаетесь, это Сезанн. Золя отвечает:

Друзья читают очень много стихов… Читают дома у Золя, в лаборатории Байля, в полях, но никогда у Сезанна. Причина — отец, компаньон Кабасоля, угрюмый банкир, презирающий подобные занятия, а также сам Сезанн… Ведь у Поля всегда сначала проявлялся бешеный темперамент, а потом уж талант!

Один из трех — горячий, вспыльчивый, веселый, неуравновешенный, искрящийся от радости или мечущий громы и молнии… Это Сезанн. Золя — самый рассудительный, он как-то даже упрекнул старшего друга в расточительности, на что Поль не без ехидства заметил: «Что же, если бы я умер этой ночью, ты, наверно, хотел бы, чтоб я оставил наследство собственным родителям!» Сезанн был человеком настроения и нередко переходил от безудержной веселости к унынию без всякого повода. Таким он и остался на всю жизнь.

Уже в ранней юности Золя пытается найти себя. Между тем необходимость укрепить свое положение в обществе, а значит, сдать экзамены и получить степень, сковывает его свободу. Предстоящие экзамены на степень бакалавра удручают Эмиля. К тому же у него частенько прорывается раздражение против учителей, против коллежа… И вот он пишет трехактную пьеску в стихах «Попался, надзиратель!» В ней двое учеников лицея, в котором властвует директор Пэнгуэн, оспаривают у надзирателя Пито сердце женщины. Пьеса — своего рода протест против тирании, прозрачная месть, истоки которой проясняются из высказывания Золя:

«У нас в коллеже молодой учитель. Вчера вечером на уроке было шумно. Я не стану утверждать, что я не шумел, но, во всяком случае, ему не следовало выделять меня и писать рапорт директору, который сказал, что накажет меня в назидание…»

Литература — это всегда сведение счетов!

Неудовлетворенные порывы любви, охота, стихи, первые проявления воли — вот так и бегут дни за днями… А нищета уже не в а горами… Домик на бульваре Миним стал слишком дорогим, и семье пришлось перебраться на улицу Мазарини в две комнатушки, окна которых выходили на заваленную отбросами канаву.

В таких трудных условиях Эмилю предстояло выдержать два испытания, после чего он мог считать себя настоящим мужчиной: сдать экзамен на степень бакалавра и познать женщину. С давних пор эти события совпадают по времени, особенно у провинциальных школьников, У себя в провинции они придают этим событиям волнующую и забавную торжественность. Во многих городах подобная традиция бытовала еще до войны 1939 года.

Теперь кристальная чистота «розовой шляпки» мало трогает мальчишку. Восхищение Большим Полем довершает остальное. Сезанн строит из себя бывалого кавалера! Впрочем, в те времена Поль гонялся не столько за юбками, сколько за куплетами, которые хороши только тем, что лишены оригинальности: