Арман Лану - Здравствуйте, Эмиль Золя!

— Господин Поль! Господин Поль, Золя умер!

Сезанн застывает на месте. Вдруг он кричит:

— Убирайся! Оставь меня в покое! Оставьте все меня в покое!

И страшным голосом:

— Убирайтесь все!

Подобно тому как жизнь человека заключена не только под его телесной оболочкой, физиологическая смерть не означает смерти социальной. Человек продолжает жить, хотя судебный врач и констатировал его смерть. Золя не умер. И никто не знает, когда он умрет.

В 1902 году трагедия продолжается. Дрейфус отказывается от амнистии с тем, чтобы еще раз мог быть поставлен вопрос о пересмотре его дела. И еще раз нужны новые факты. Матье и Альфред Дрейфус почерпнут их в дебатах, состоявшихся в апреле 1903 года в Палате депутатов. Жорес продолжает борьбу, начатую Золя. Благодаря некоторым его акциям Дело вновь ставится на ту правильную платформу, на которую его поставил в свое время романист, обладавший поразительным чутьем. В частности, одной из таких акций была выдвинутая великим оратором дилемма: «Либо националистическая партия уверовала в реальность существования этих документов и в истинность этой легенды — и в таком случае ни одна партия никогда еще не обнаруживала столь низкого уровня умственных способностей… либо она в это не верила — и в таком случае политическая партия никогда еще не падала так низко с точки зрения элементарной честности».

Дебаты в Кассационном суде начинаются 3 марта 1904 года на открытом заседании. Дю Пати обвиняет генерала Гонза, что тот использовал его для своих целей. Три новых эксперта (один из них Анри Пуанкаре) доказывают научную несостоятельность аргументов Бертильона. Причастные к делу генералы Цурлинден, Роже и Мерсье, оказавшись в безвыходном положении, выдвигают виновность Дрейфуса в качестве постулата и утверждают, что самому Дрейфусу надлежит доказать свою невиновность! Рошфор избегает прямого высказывания, Мильвуа признается, что никогда не видел документа, о котором он говорил Сюрену! Гнойник прорвался!

Три палаты принимают решение о кассации приговора военного суда в Ренне. Офицерам дю Пати, Цурлиндену и в первую очередь Мерсье публично вынесено порицание. Судья Бодуэн заявляет, что если бы не амнистия, то генерала Мерсье ожидало бы место на каторге. Именно к такой оценке ответственности этих лиц придет постепенно история полвека спустя.

В Лондоне в промежутке между двумя раздачами бесплатных обедов для бедняков Эстергази подтверждает Дрюмону:

«То, что бордеро было составлено мною, известно каждому, и еще лучше, чем кому-либо, известно тем, кто это бессовестно отрицает, будь они из Политехнической школы, Эколь нормаль или из сумасшедшего дома в Шарантоне. Но я повиновался приказу Сандгерра».

12 июля 1905 года, в полдень, председатель суда Балло-Бопре выносит окончательное решение:

«Ввиду того что при последнем рассмотрении Дела установлено, что обвинение, выдвинутое против Дрейфуса, ни на чем не основано и что после отмены приговора военного суда по-прежнему нет никаких фактов, которые можно было бы квалифицировать как преступление или проступок… Кассационный суд отменяет приговор военного суда в Ренне и заявляет, что этот приговор был ошибкой и несправедливостью…»

Дрейфус восстановлен в должности, в чине майора, а Пикар произведен в бригадные генералы. Вскоре он станет военным министром в кабинете Клемансо.

14 июля 1906 года газета «Оссерваторе романо», официальный орган Ватикана, сообщила в статье, озаглавленной «Ultima parola» [202] «Последнее слово» (итал.). :

«Капитан Дрейфус полностью оправдан. Мы не только одобряем это решение, но и восхищаемся им и поздравляем друг друга. Мы осуждаем тех, кто ради своих тайных побуждений, ради своих вероломных целей подделал документы, скрыл правду, прибегнул к лжи и коварству, чтобы осуществить свои темные намерения» [203] Папа Лев XIII в интервью, которое взял у него для «Фигаро» Буайе д’Ажан, резко осудил католиков-антидрейфусаров из «Круа». Последние в ответ на это во время мессы призывали бога раскрыть папе глаза. .

В марте 1903 года г-жа Золя, весьма обремененная обширным наследством, доставшимся ей от мужа, продала в отеле «Друо» ряд картин из его коллекции. Разумеется, она начала с Сезанна! За «Похищение» было заплачено 4200 франков, за «Натюрморт с ракушками» — 3000. В связи с этим Анри Рошфор писал в «Энтрансижан»:

«Что можно подумать о главе школы, который строил из себя владельца меданского замка и который способствовал распространению живописи, доведенной до абсурда?.. Мы часто говорили о том, что дрейфусары появились задолго до возникновения Дела Дрейфуса. Все больные умы, вывернутые наизнанку души, все свихнувшиеся и калеки вполне созрели для прихода Мессии Предательства. Если видеть природу такой, какой ее видел Золя и его посредственные художники, то нет ничего удивительного, что понятия патриотизма и чести являются вам в облике офицера, передающего врагу секретные планы и схемы обороны страны…»

Озлобленный старик со странным лицом, как называл его Аполлинер, помимо своей воли отдавал дань высокого уважения врагу. Связав симпатии Золя в области живописи с его творчеством и с Делом, Рошфор воссоздавал цельный человеческий облик Золя. Революция импрессионистов, революция натуралистов, революция дрейфусаров — все эти революции порождены одной и той же идеей. Золя не ошибался, когда торжественно провозгласил, что Республика будет натуралистической — или ее не будет вовсе. История выдвинула этот союз единомышленников в борьбе против рошфоров, дрюмонов, кабанелей, мейсонье, абу и прочих франсуа коппе.

Во второй раз похороны Золя состоялись в Пантеоне, в июне 1908 года, под звуки «Марсельезы», «Похоронного марша» из «Героической симфонии», «Песни выступления» и «Прелюдии» из «Мессидора». Среди присутствовавших находились президент Республики Фальер, Жорж Клемансо, ставший председателем Кабинета министров после судебного процесса над Золя, во время которого он взирал порой на писателя со своей странной монгольской улыбкой, а также все члены правительства. Гастон Думерг произнес надгробную речь, посвященную Эмилю Золя. В его выступлении «по случаю» не обнаружишь ничего, что могло бы запомниться. В присутствии г-жи Золя, Денизы и Жака Эмиль-Золя (они теперь носят имя отца) и Жанны Розеро гроб опускают в крипт. Он был установлен в третьем крипте слева, на южной стороне, где покоился прах Виктора Гюго.