Андрей Богданов - Патриарх Филарет. Тень за троном

Последние минуты Дмитрия Самозванца. Художник К.Б. Вениг

По каким же причинам Шуйскому никак не подходил на патриаршем престоле опытный царедворец Филарет. Его можно было обмануть, поманив патриаршим престолом и заставив помочь Василию Ивановичу в подготовке воцарения. Но Филарет Никитич не стал бы не то что всеми силами защищать, а просто терпеть на престоле» узурпатора, ради сохранения власти приносящего в жертву всю страну, только потому, что тот миропомазан. Филарета боялся гораздо более умный, мирно занявший престол Борис Годунов. Шуйский, значительно более мелкая личность, боялся Филарета ещё сильнее.

Мы не знаем, что происходило в царском дворце весь июнь — целый месяц между коронацией царя Василия, прибытием в Москву Филарета — и поставлением в патриархи Гермогена. Очевидно только, что положение Филарета Никитича было проигрышным. Его уважали, ему сочувствовали, но веса среди архиереев он ещё не имел. Патриархом он мог стать только по ясно выраженной воле царя. Возражать против очевидно выигрышной кандидатуры старого, мудрого, учёного, заслуженного и волевого митрополита Гермогена Филарет не мог.

Не мог он и в отместку за обман выступить против Василия Ивановича. Дело не только в том, что Шуйский был уже венчан на царство. Что его в любом случае вынужден был, по собственным убеждениям, поддержать глубоко уважаемый Филаретом Гермоген. А в том, что хитроумный Василий Иванович поставил московскую знать между своим троном и угрозой народной войны.

Умелое противопоставление знати и народа было разыграно Василием Шуйским блестяще. Ещё 19 мая 1606 г., на третий день после убийства царя Дмитрия Ивановича, когда православная Москва замерла в ужасе от своих преступлений: цареубийства, истребления поляков и литвы, грабежей и насилий, — сторонники Шуйского устроили в 6 утра собрание на Красной площади, а сам он предложил боярам и архиереям выйти из Кремля и договориться с народом. Народ только что показал себя как лютый зверь. Большая часть московской знати ещё не знала, что зверства были спровоцированы агентами Шуйского.

Напугать знать было необходимо. Сразу посте цареубийства, рассказывает «Новый летописец», «начали бояре думать, как бы известить всю землю, чтобы приехали из городов к Москве всякие (выборные) люди, и как бы по совету выбрать на Московское государство государя, чтобы всем людям (угоден) был» [58] Полное собрание русских летописей. Т. 14. СПб… 1910. Гл. 121. С. 69. . Представительный Земский собор был слишком непредсказуем в своих симпатиях, чтобы устраивать Василия Шуйского. Эту затею с нелепой для него законностью и народным представительством боярин должен был пресечь.

Председателем на Земском соборе должен был по чину стать патриарх. И он на Руси был. Грек Игнатий, несомненно, повиновался бы воле знати и выборных представителей народа. Однако в этот же день к моменту выхода бояр на площадь — когда только успели — патриарха низложили архиереи, крайне недовольные незаслуженным, на их взгляд, возвышением иноземца, которого они сами же выбрали по воле самозванца. Игнатия обвинили в измене Борису Годунову и угодничестве перед Лжедмитрием, которым он якобы снискал патриарший престол. Думали объявить, что Игнатия «без священных рукоположений возвёл на престол рострига» [59] Попов А.Н. Изборник славянских и русских сочинений и статей, включенных в хронографы русской редакции. М., 1869. С. 194; Временник Общества истории и древностей российских. Т. 16. М., 1853. Отд. II. С. 97 и др. , что он вообще не патриарх, но большинство сумело понять, что духовенству не следует ставить себя в столь глупое положение. Сочли достаточным обвинить Игнатия в преступлении, совершенном накануне свержения Лжедмитрия. Было заявлено, что сей латинствующий еретик, не крестив по православному обряду мерзостную папёжницу Маринку, миропомазал её, допустил к таинству причащения и таинству брака. О том, что архиереи и архимандриты сами в полном составе участвовали в этой церемонии, забыть было легче, чем объявить, что они рукоположили и одиннадцать месяцев подчинялись якобы «беззаконному» архипастырю!

Итак, Игнатия заточили в Чудовом монастыре в стенах Кремля. Тем же утром 19 мая боярская Дума и духовенство вышли на Красную площадь и предложили волнующейся толпе избрать патриарха, чтобы с благословения Церкви послать по Руси за выборными всей земли и под председательством архипастыря чинно и мирно определить, кому передать бразды правления Московским государством. Но затея спасти гражданский мир потерпела крах у запятнанных кровью насильников.

Чтобы понять, сколь легко Шуйский через своих агентов мог управлять толпой, достаточно представить себе, кто заполнял Красную площадь тем утром. Здесь, на главном торгу столицы, по словам С.М. Соловьёва, толпились «купцы, разносчики, ремесленники» [60] Соловьев С.М. История России с древнейших времён. Кн. IV. М., 1989. С. 444. . Здесь были и степенные покупатели, и праздные гуляки, и откровенные бандиты, сбывавшие награбленное у литвы и поляков во время недавней резни. Общинная, мирская организация, позволявшая горожанам разумно вершить общие дела, тут отсутствовала. Большинство людей попросту не знали друг друга.

В ответ на предложение духовенства и бояр кто-то в толпе заорал: «Царь нужнее патриарха!» «Не хотим никаких советов, где Москва, там и все государство! Шуйского в цари!» — поддержали крикуна затесавшиеся в толпу агенты Василия Ивановича. «Этому провозглашению толпы, только что ознаменовавшей свою силу истреблением Лжедмитрия, — по словам Соловьева, — никто не осмелился противодействовать». Действительно, мало кто знал, что Лжедмитрия не растерзала толпа, а убили во дворце знатные заговорщики. Трусливые бояре дрогнули, смелых попросту оттолкнули, и толпа повлекла Василия Шуйского в Успенский собор, куда благоразумно направились и митрополит Новгородский Исидор с архиереями, тотчас благословившие цареубийцу на царство.

Это было сделано «не только без совета со всей землёй, но и на Москве не ведали о том многие люди», горестно констатировал «Новый летописец». Шуйский, пытаясь оправдать захват власти обещаниями, только навредил себе. «И нарекли его царём, и пошли с ним в град в соборную церковь Пречистой Богородицы, — продолжает «Новый летописец». — Он же начал говорить в соборной церкви, чего испокон веков в Московском государстве не бывало: целую-де крест всей земле на том, что мне никакого зла ни против кого не сделать без Собора: отец виноват, и против сына ничего не сделать; а будет сын виноват, а отец того не ведает, и отцу никакого зла не сотворить. А которые-де были при царе Борисе обиды, и то никому не мстить».