Жан-Луи Тьерио - Штауффенберг. Герой операции «Валькирия»

В назначенный день «Д», когда Берлин будет захвачен, это послание за подписью Бека или Вицлебена должно было быть разослано по телетайпу в самые отдаленные роты. Но развитие событий решило все иначе. Первый «приказ» так и остался на бумаге до тех пор, пока не попал в руки Красной армии… И теперь он покоится в архивах в Москве.

Отшлифованные необходимостью действовать, освобожденные от отягощавшей восприятие поэтической шелухи, эти документы показывают, как легко Штауффенберг приспосабливался к обстановке, как он умел подчиняться поставленной цели. Но в них не видно частички его самого, частички поэта. В час начала главной битвы в его жизни он хотел заставить поэта молчать.

Вечером 4 июля он встретился с Рудольфом Фарнером и Бертольдом в бункере последнего в штабе ВМС, находившемся в двадцати километрах от Берлина. Это была ночь накануне сражения. А также прощальная песнь. Им суждено было попытаться развязать гордиев узел. Что должно было случиться после того, как они распахнут врата ада? Может быть, их ждал успех? Лавры освободителей? Или смерть и позор? И тогда, для истории, для приятелей по кружку Георге, чтобы доказать, что они не совершили ничего постыдного, при тусклом свете керосиновой лампы, под звездным небом бранденбургского лета, в стороне от всех, они составили клятву, клятву заговорщиков. В ней слышно биение сердца Клауса в момент высших откровений. Жить ему оставалось всего шестнадцать дней. Он понимал, что конец жизненного пути был, возможно, близок. С братьями по крови и по сердцу он написал в форме завещания: «Мы верим в будущее Германии. Мы знаем, что в Германии есть силы, которые призывают ее привести народы Запада к лучшей жизни. Мы сознаем, что действуем в духе нашего народа, который объединил в себе наследие греков и вероучение христиан и создал западное общество. Мы хотим нового порядка, который сделает всех немцев опорой государства и гарантирует им право и справедливость, не даст поверить в ложь о равенстве и обеспечит им то положение, которое определено естеством. Мы хотим видеть народ, который имеет корни в родной земле, сблизился с силами природы, находит счастье в совместной жизни, которая ему дана, который живет пристойно и гордо, который выше зависти и недоброжелательства. Мы хотим вождей, которые будут выходцами из разных слоев общества, будут подчиняться Божьей воле, подавать пример здравомыслия, дисциплинированности и самопожертвования. Мы объединились, чтобы создать тайное сообщество, служащее установлению нового порядка, проявляя качества и действуя так, как это будут делать будущие руководители. Мы клянемся жить безупречно, верно служить, хранить абсолютное молчание и помогать друг другу».

После стольких неудач действовать надо было незамедлительно. Штауффенберг, будучи мозгом заговора, стал и его исполнителем. Он светился своей природной харизмой. «Несмотря на то что на войне в Тунисе он потерял глаз и руку, — сказал позже Альбрехт фон Кессель, — он все еще походил на юного бога войны. Он всех нас пленил своими темными вьющимися волосами, тяжелым взглядом, выправкой и страстью, которая исходила из всего его существа». На это была необходима душевная сила, поскольку чем дальше, тем рискованнее становилась задача, тем символичнее она становилась, тем более походила на самопожертвование, тем меньше оставалось шансов на успех.

В начале июля Штауффенберг окончательно решил совершить убийство тирана лично. Остальные заговорщики не были от этого в восторге. Они понимали, что он был единственным, кто мог удержать в своих руках все нити операции «Валькирия». Ольбрихт был слишком нерешительным, Фромм занимал выжидательную позицию. У Мерца не было достаточного опыта и решимости. Вицлебен и Бек уже давно отошли от повседневного руководства армией. Было слишком рискованно допускать, чтобы один и тот же человек стал и руководителем и исполнителем плана. Ведь если бы его арестовали или убили, провал был бы неминуем. Однако ничтожные результаты предыдущих попыток покушения не оставляли другого выбора. Клаус прекрасно понимал, что шансы на успех были невысокими. В начале июля он сказал Людвигу Тормалену: «Шансов 50 на 50 […]. Но если дела пойдут так и дальше — как они идут, никто из нас не сможет больше жить со спокойной совестью. Семья не имеет больше смысла, она больше не возможна. А больше ничего и нет […]. Речь идет не о фюрере, не о родине, не о моей жене, не о моих четверых детях, а обо всем немецком народе». Он полностью разделял мнение Хеннинга фон Трескова, который за ужином вдвоем 7 июля сказал ему: «Покушение должно быть произведено во что бы то ни стало. Пусть оно и не увенчается успехом, но надо действовать […]. Главное — показать всему миру и истории, что немецкое Сопротивление даже ценой своей жизни посмело перейти к решительным действиям. Все остальное не имеет никакого значения». Его друг граф Харденберг написал, что «в нем было античное величие […], потому что он шел на самопожертвование, прекрасно это осознавая».

В первых числах июля накопилось много плохих новостей. Начальника штаба 3-го Берлинского военного округа генерала фон Роста назначили командиром 3-й бронегренадерской дивизии. Это был серьезный удар по плану. Был утерян стратегически важный пост. Хотя все находившиеся в столице части были в подчинении руководства резервной армии, оперативно они подчинялись командованию военного округа. После ухода Роста нельзя было полагаться на его сменщика генерала Отто Герфурта. Что же касалось командующего округом генерала фон Кортенцфлейша, ему также нельзя было доверять. Он был офицером старой закалки, дисциплина стала его религией, и он никогда не стал бы выполнять незаконные приказы. Для того чтобы избежать неприятностей с ним, было решено, что Ольбрихт вызовет его к себе на Бендлерштрассе в день начала операции и задержит его там так долго, как это только будет возможно. А в штаб-квартиру военного округа, располагавшуюся в доме 144 по улице Гогенцоллердам, немедленно отправится генерал фон Тюнген, генеральный инспектор войск Берлинского гарнизона. Тот был сторонником государственного переворота, борец за воинскую честь. Он особенно прославился тем, что в ходе войны во Франции воздал почести кадетам военного училища в Сомюре, столь мужественно оборонявшим мосты через Луару. Заговорщики надеялись, что у него хватит власти, чтобы объявить себя командующим округом и подтвердить законность приказов, пришедших от руководства резервной армии.

Вызывала беспокойство и обстановка в училище в Крампнице, на которое делалась основная ставка при проведении путча. Начальник училища полковник Момм был приятелем Штауффенберга. В конце июня он организовал вечеринку по случаю назначения Клауса в АХА и его ухода к Фромму. За бокалом шампанского были обсуждены последние детали подготовки путча. В ходе импровизированной карусели Штауффенберг опять проявил свои лучшие качества кавалериста. Он был в парадной форме, в белом летнем френче, со всеми обменивался штуками, дружескими похлопываниями по плечу. Перспективы были радужными, все были веселы, атмосфера казалась тем более праздничной, что каждый осознавал, что танцевал на краю вулкана и что надо было испить до дна радости жизни, которой их в любой момент могли лишить. Но после бала идущих на смерть всех ждало глубокое разочарование. В начале июля Момм получил назначение на Восточный фронт [89] Хотя 20 июля он еще не уехал к месту нового назначения и находился в Берлине, начальником училища он уже не был. Это не помешало ему приказать после получения сигнала о начале операции «Валькирия»: «Денщик, бутылку шампанского, боров умер». К сожалению, командовал курсантами не он, а полковник Глеземер. . И с той поры выступление училища зависело от четкости проведения операции «Валькирия».