Джордж ван Фрекем - Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера

Ложь

Эккарт и Гитлер часто повторяли высказывание Шопенгауэра, что еврей является «величайшим мастером лжи». Анализируя «Майн Кампф», мы обнаружили, что Гитлер взял на вооружение методы, приписываемые мифическим сионским мудрецам из «Протоколов» – в этом отношении его мог детально проинструктировать Альфред Розенберг. В «Майн Кампф» Гитлер открыто провозгласил, что ложь является первостепенным инструментом политического действия: «В большой лжи всегда есть сила правдоподобия, потому что на глубинных уровнях своей эмоциональной природы широкие массы или нация всегда подвергаются порче легче, чем на уровнях сознательных или волевых. Поэтому в примитивной простоте своих умов они скорее поверят большой лжи, чем маленькой». Массы немецкого народа в «своей примитивной простоте» продемонстрировали его правоту.

Конрад Хайден сказал, что Гитлер обладал «феноменальной лживостью», и назвал его «пророком дьявола». Гюнтер Шольдт пишет о его «бесстыдности в обращении с истиной». Когда Гитлер писал, что для еврея ложь является искусством, он точно определил характер своих собственных умственных процессов. «Еврей говорит, чтобы скрыть свои мысли или, по крайней мере, замаскировать их, и, чтобы понять, что он имеет в виду, нужно уметь видеть скрытый смысл его слов» 326. Его собственный язык и язык Йозефа Геббельса, его глашатая, которого он выбрал с такой удивительной проницательностью, скоро соткут вокруг Нацландии непроницаемый кокон иллюзии. Германия в мгновение ока оказалась изолированной от демократической Европы, попав под хрустальный колпак, в мир с собственной магией, околдовывающей своих граждан.

Кристиан Центнер называет Гитлера «прожженным макиавеллистом, который считает оправданными любые меры, если они способствуют достижению поставленных им целей» 327. «Гитлер стал канцлером, обещая, что он не только будет действовать строго конституционно, но и будет терпеть постоянное вмешательство в его деятельность со стороны Гинденбурга и подчиняться всем мыслимым ограничениям» 328. Что же касается его внешней политики, в тридцатых годах он успокаивал французов следующими словами: «Я думаю, что сейчас во всей Германии не найдется того, кто всем сердцем не одобрил бы любых усилий, направленных на улучшение отношений между Францией и Германией… Я считаю, что сохранение мира в Европе особенно желательно… Молодая Германия, руководимая мной, высшим выражением которой является национал-социалистическое движение, имеет одно искреннее желание – достичь взаимопонимания с другими европейскими нациями» 329. Его миролюбивые речи в тридцатые годы снискали ему имя Friedenskanzler , мирный канцлер. Месяцами, в ходе следующих друг за другом предвыборных кампаний во время своего восхождения к власти, он даже воздерживался от словесных атак на евреев, так как считал момент и общее настроение неподходящими.

Неведение

Мы уже не раз видели, с каким неистовством романтизм и неоромантическое фолькистское движение Германии восставали против интеллекта и его владычества во времена века разума. Мы убедились и в том, что разрозненные политические течения, объединенные под общим ярлыком «фашизм», в действительности являлись националистически-романтическими воплощениями этого духа. Политика всегда работает, обращаясь к самым низким уровням человеческой природы – единственному, что объединяет массы. Интеллектуалы же подавляются грубой политической силой. Это писали Лебон, Сорель и другие авторы того времени. Гитлер, которого Эккарт познакомил с их работами, прекрасно знал все это, когда писал «Майн Кампф». Он намеревался идти вперед, переводя часы назад, заставляя человечество вернуться в варварские времена, предшествующие цивилизации. Но то, о чем некоторые горячие головы лишь теоретизировали, Гитлер положил в основу своих практических методов.

В глазах германской молодежи он желал видеть хищный блеск, а их умам стремился придать, по словам Бурлея, «бесчувственную форму нового варварства». Они должны стать расой господ – бессердечными, дерзкими и жестокими, обученными воевать и беспощадно руководить подчиненными народами. Крепкое тело имело первостепенную важность, культура ума была вторичной. Их примером была Спарта.

Их идеал воплотился в личности Рейнхарда Гейдриха, правой руке Гиммлера. Гейдрих был шефом тайной полиции, и его порой называли «белокурой бестией». До того как он был убит чешскими партизанами, ходили слухи, что его прочат в наследники Гитлеру. «Для всего мира он воплощал не только безграничную жестокость и сознательную бесчеловечность, лежавшие в основе национал-социалистического государства и системы СС, но и страшные черты тех, на ком держался этот режим и кто осуществлял гитлеровскую политику уничтожения. Гейдрих давал четкое представление о том, чем стал бы режим Гитлера и новый национал-социалистический порядок в Европе, одержи Третий рейх победу» 330.

Интеллектуалом, ответственным за претворение в жизнь гитлеровского антиинтеллектуализма, был доктор Йозеф Геббельс. «Он стал голосом этого безумия», – пишет Гвидо Кнопп 331, сам же Геббельс считал себя «кузнецом немецкой души». Посол Франсуа-Понсе называл его «одним из самых зловещих гитлеровцев», в чьем уме было «что-то извращенное и дьявольское… Никто не сравнится с ним в искусстве перепрыгивать из истины в ложь и обратно» 332. Шпееру он также виделся «страшно опасным»; он называл его «умнейшим и совершенно аморальным учеником Гитлера» 333. «Злым гением второй половины гитлеровской карьеры был Геббельс», – пишет Ганфштенгль. «Этот издевающийся, завистливый, порочный, дьявольски одаренный карлик всегда казался мне рыбой-лоцманом акулы-Гитлера» 334. Шри Ауробиндо, разговаривая со своими учениками, упомянул о том, что Геббельс наряду с Гитлером «находится во власти сил витального плана» 335.

Говоря о нацистских руководителях, находящихся под властью враждебных сил, Шри Ауробиндо упомянул и Германа Геринга, маршала рейха, властелина и наркомана. Мнение Шри Ауробиндо находит подтверждение в неожиданном источнике – в письме Герингу от его жены Карин фон Канцов. «Быть морфинистом значит то же самое, что совершать самоубийство: каждый день теряется маленькая часть твоего тела и души. Тобой овладел злобный дух и злобная сила, а тело постепенно разрушается болезнью. Спаси себя, этим ты спасешь и меня тоже» 336.

В Нюрнберге Геринг сказал своему адвокату следующие многозначительные слова: «Если хочешь совершить что-то действительно новое, хорошие люди бесполезны. Они довольны собой, апатичны, у них есть их дорогой Господь и их собственные мудрые мозги – с ними ничего уже не поделать… Нужны именно опытные преступники… Те, за которыми большой счет, сделают то, что ты им прикажешь; когда ты предупреждаешь их, они мотают себе на ус, так как знают, как делаются дела, как делится добыча… Дайте мне опытных негодяев, но при условии, что у меня будет власть, безусловная власть над жизнью и смертью… Да что вы знаете о возможностях зла! Вы беспрестанно пишете книги и придумываете философии, хотя единственное, что вы знаете, – это кое-что о добродетели, о том, как ее обрести. А ведь миром движет нечто совсем иное!» 337