Юрий Дубинин - Дипломатическая быль. Записки посла во Франции

Случается, что и всего этого недостаточно. Кто-нибудь из выступающих может запустить вдруг какую-то такую витиеватость, что все слова знакомы, а что хотел сказать делегат, даже бригаде переводчиков не понять. Выход — крайний — бывает в том, чтобы войти в прямой контакт с самим выступающим с вопросом в деликатнейшей облатке и тогда вырулить на уже фактически авторизованный вариант. К тому же не будем забывать, что ЮНЕСКО — это организация и по культуре, и по образованию, и по науке. А еще Чехов говаривал, что труднее всего служить по ученой части. Все это в условиях, когда тебе на стол ложатся то текст насчет почвоведения, то предложения по реформе образования в стране икс, то исследование по океанографии, то, наконец, острая реплика Кеменова насчет того, что Эванс содержит за счет бюджета ЮНЕСКО, то есть кровных средств государств-участников, а стало быть, и Советского Союза, свою любовницу (женщину, впрочем, весьма, весьма…), создав специально для нее удобную должность издательницы журнала о внутренней жизни секретариата ЮНЕСКО. Вот и извольте перемалывать все это с учетом грифов срочности.

Чтобы со всем этим справиться получше, работа ведется в два этапа — все подготовленные переводчиками тексты поступают на стол редакторов, а хлеб этих умудренных бывалых волков — во-первых, в том, чтобы учить молодых, в чем они заинтересованы уже в силу того, что после «ученого» самому меньше работы, а во-вторых, и это конечно главное, действительно выдавать как можно более высокое качество.

Требуется и еще одно условие для такой работы — слаженность, взаимопомощь. Это все в какой-то степени имеется. Сама жизнь диктует, но есть и нюансы: что же вы хотите, если слово «целенаправленный» никто в секции до 1956 года не слышал.

Пусть не думает читатель, что я «нагнетаю» или «набиваю цену». Я далек от этого. Место переводчика в шкале общественных ценностей хорошо известно. Просто я хотел подтвердить, что это сложный труд! Во время крупных событий — сессий Генеральной конференции или Исполкомов работа наша могла быть — во всяком случае в те времена — поточно круглосуточной или близкой к этому, а в промежутках нудно регулярной: дневная норма — восемь страниц оригинала по семнадцать строчек в каждой. Много ли это? Да вроде бы и нет, если в охотку, но вот каждый день, да так, чтобы в конце месяца (когда подсчитывают) средняя получилась… В общем, работать надо.

Мы стремились использовать свободное время, чтобы познакомиться с Индией. Агра с гимном любви — сказочным Тадж Махалом, Джайпур с Дворцом ветров, сам Дели. В общем привычные вехи туристического знакомства. За одним исключением. Как-то я поехал на экскурсию не с юнесковскими коллегами, а с работниками нашего посольства. И, конечно, автобус наш сломался среди полей. На индийскую жару наш доморощенный мотор рассчитан не был. Водитель открыл капот, вытащил инструменты, произнес диагноз: не смертельно, но надолго. Наш умелец никогда не унывает, да и куда ему деваться? И мы побрели по окрестным дорогам. Вокруг поля арахиса. Крестьяне удивительно смиренные и приветливые. Снуют обезьяны, беспрепятственно поедают на полях что нравится. Забредет корова — ей позволено тоже. Почему так? Нам поясняют убежденно, но без желания сделать нас единомышленниками: так велел Кришна. Небольшая деревушка. Впечатление страшное: не дома, а глиняные мазанки-конурки ниже человеческого роста, вместо окон и дверей отверстия, все убранство — несколько истертых циновок на утоптанной земле — полу, к этому нехитрая тарелка с зернами, какие-то черепки. Одежда — куски заношенной ткани. У многих детей трахома. При этом удивительная приветливость и внутреннее спокойствие. Вполне понятно, что все это были лишь первые впечатления, да и давно это было — четыре десятка лет назад! В единственном в деревне доме — одноэтажном помещении для полицейского — чрезвычайное происшествие. Впрочем, чрезвычайным оно, вероятно, показалось только нам: туда просто-напросто заползла змея. Сам полицейский из помещения ретировался, там хозяйничала змея, а несколько парней не спеша ее оттуда выпроваживали. В конце концов они преуспели. Нам сказали, что была она действительно опасной. Полицейский вернулся к своим делам, парни разошлись. А тут завелся и наш автобус, и мы двинулись дальше к дворцу-музею какого-то магараджи. Здание было сравнительно недавней постройки, причудливой архитектуры, словно сложенное ребенком из различных размеров кубиков без всякого плана-замысла, просто чтобы поднимались кубики повыше и не рассыпались. Мы забирались по пандусам кубиков все выше и выше, пока не оказались в святая святых бывшего владельца всех окрестных богатств — в открытой на четыре стороны света комнате, где нога утопала во многих слоях положенных друг на друга ковров. Повсюду, куда хватит глаз, долина. Такая плоская, будто создатель ровнял ее с помощью гигантского сверхточного катка. Все залито светом, светом какого-то едва не сверхъестественного сияния, такого в наших северных краях никогда и не бывает; его-то Рерих и передал в своем гениальном творчестве, посвященном Индии. Для него, как и для нас, это, вероятно, было поразительное открытие, а для жителей Индии просто каждодневная обыденность.

Сам Дели — кладезь бесконечных впечатлений. Вот столб, носящий имя Ашоки — знаменитого древнеиндийского царя, жившего более двух тысяч лет назад. При нем Индия достигла особого могущества, и слава о ней разнеслась далеко за ее пределы. Гид, повествуя об этом, делает акцент на том, что к концу своего правления Ашока настолько устал от войн и побед, что потерял интерес к усилению своего влияния и укреплению власти, стал мечтателем, проповедником мира и новых отношений с народами завоеванных государств. По убежденности, сквозившей в высказываниях гида, можно-было видеть, что такая молва об Ашоке довольно глубоко укоренилась в Индии. Хотя серьезные исторические источники отрицают такую трактовку его царствования. Ашока, по оценке историков, лишь изменил методы своей политики, да и это сделал после того, как превратил свою страну в одну из крупнейших на древнем Востоке империй. Наши специалисты подшучивают в связи с этим: мол, Ашоке удалось за пару тысяч лет до наших дней не только провозгласить, но и внедрить «новое политическое мышление».

Столб Ашоки культового предназначения сделан из особого сплава железа, секрет которого остается неразгаданным — железо это не ржавеет (где-то в Швейцарии мне показывали металлические перила лестницы под открытым небом. Они тоже были из железа, которое не ржавеет, секрет которого вроде бы тоже потерян). Столб довольно объемистый. Существует поверье, что если, став к столбу спиной, суметь полностью охватить его, соединив руки позади столба, то исполнится любое загаданное желание. Понятно, сколько людей пытается сделать это, и столб поэтому отшлифован до блеска. А вот соединить руки, как и исполнить все желания в жизни, удается очень немногим.