Юрий Дубинин - Дипломатическая быль. Записки посла во Франции

Несомненным достоинством нашего потока мне представляется то, что мы с первого до последнего курса прошли обучение в рамках заранее определенной специализации — юридической, экономической или исторической. В конце концов, после многих экспериментов такой подход был закреплен. Не берусь вступать в дискуссию по поводу набора самих дисциплин для учебной программы. Однако мы получили достаточно широкие представления об организации государственной, экономической и общественной жизни в нашей стране и в какой-то степени за рубежом.

Специальная подготовка для работы в области международных отношений на уровне высшей школы началась в 1944 году, когда был создан факультет международных отношений Московского государственного университета, вскоре преобразованный в самостоятельный институт, о котором идет речь. До этого при Министерстве иностранных дел была Высшая дипломатическая школа, впоследствии получившая статус Дипломатической академии. Туда в качестве слушателей принимались лица, уже имевшие высшее образование и практический опыт ответственной работы, главным образом в партийных, комсомольских или советских органах, по рекомендации обкомов партии, или работники самого Министерства, которые ускоренным курсом — не в три, а в два года — проходили, по сути дела, программу усовершенствования.

Что касается МГИМО, то в первых выпусках был довольно значительный процент фронтовиков, в дальнейшем же основную массу студентов стали составлять молодые люди, такие же по возрасту, как и их сверстники из других высших учебных заведений.

Постепенно именно из их числа сформировалась наиболее многочисленная группа работников самых различных государственных и общественных организаций, связанных с международной деятельностью, от ССОДа — Союза Советских обществ дружбы с зарубежными странами, занимавшегося связями с заграницей по линии общественности, — до аппарата ЦК КПСС.

Шаг за шагом выпускники МГИМО занимали все более видное положение и в госаппарате, и в соответствующих областях науки. Означало ли это рождение какой-то касты? Весь мой опыт долголетнего общения в этих кругах говорит, что для такого суждения нет оснований. В социальном отношении, особенно в годы моей учебы, состав выпускников отличало большое разнообразие. Открытость и соревновательность в процессе поступления и учебы были высокими.

В Министерстве иностранных дел появление нового племени работников — выпускников МГИМО было встречено неоднозначно. Старожилы, еще долгое время занимавшие главенствующее положение в иерархической вертикали, окрестили пришельцев «молодыми», и это определение не без оттенка уничижительности сохранялось в мидовских кулуарах долгое время даже по отношению к людям, которые успели полысеть и поседеть, а иные и занять руководящие посты. Но время делало свое дело, и не только в силу естественных преимуществ, данных самой природой молодым, но и потому, что в реальной, практической работе все очевиднее становились преимущества профессиональной подготовки. Тем более в такой области, как международные отношения и дипломатия, где особенно трудно представить результат работы в искаженном виде или заняться «приписками», поскольку эта работа представляет собой постоянный состязательный процесс, происходящий на глазах у всего мира.

Пройдет совсем немного времени, и из этих «молодых», из питомцев МГИМО, вырастут представители нашей страны почти всех уровней, которые в профессиональном мастерстве окажутся на высоте лучших дипломатических школ мира.

Но это размышления общего характера, обгоняющие ход событий. Пока же, летом 1954 года, закончились государственные экзамены, и пришло время распределения, иными словами, старта в долгий путь, во время которого жизнь будет властно вносить свои поправки в наши первые представления о том, что нас окружает, и о поставленной каждым из нас перед собой цели.

— Так, значит, вы хотели бы продолжать учебу?

— Да, Иван Иванович. В аспирантуре. По кафедре государства и права. У меня есть рекомендация.

Иван Иванович Лобанов — директор нашего института. Идет заседание Комиссии по распределению. И. Лобанов — человек представительный, в мидовской форме. Погоны с пальмовой ветвью мира. С двумя звездами. Такие времена. Не только сотрудников Министерства иностранных дел, но и вообще оперативный персонал всех министерств Сталин решил одеть в форму, и в Москве мелькают мундиры самых разных оттенков. Иван Иванович нередко обращает внимание собеседников или институтской аудитории, перед которой выступает, на то, что он — советник первого класса, полагая, что это способствует утверждению авторитета как всей внешнеполитической службы, так и его собственного.

— Что вас привлекает в аспирантуре?

— Хотел бы написать диссертацию. По госправу Франции. А затем, может быть, преподавательская работа.

Все это действительно соответствует сложившимся у меня во время учебы настроениям. Я с увлечением изучал французскую конституцию.

И. Лобанов — человек строгих правил. Не улыбается. Говорит размеренно, тоном императивным. Но по натуре человек добрый и доброжелательный.

— Мы знаем о рекомендации, и в других обстоятельствах трудностей с аспирантурой не было бы. Но сейчас не получается. Мы предлагаем вам продолжить изучение французского языка на специальных курсах.

Не обошла меня чаша сия! Слух о таких курсах пробежал по институту задолго до начала работы комиссии, но никто из студентов не знал толком, что это значило. На моем лице такое огорчение, что Иван Иванович пускается в дополнительные разъяснения.

— Курсы это особые. Вы видите, что дипломатия наша активизируется. Все больше контактов. И это только начало. А как выясняется, работников, знающих иностранные языки, у рас почти нет. Недавно в Женеве, на конференции по Индокитаю, выяснилось, что некому обеспечить приличный перевод. Поэтому принято решение. Высоко! — Иван Иванович таинственно поднял палец. — Отобрать человек сто из вашего выпуска и засадить на годик за иностранные языки. За разные, небольшими группами. Задача одна — поднять ваши знания как можно выше. Отбираем тщательно, даже не просто отличников. Может быть, кого-нибудь и за границу пошлем постажироваться.

Директор завершил свою официальную речь и, сменив тон на доверительный, уже совсем по-простому добавил:

— В общем, это совсем неплохо.

Разговор этот состоялся летом 1954 года. Еще далеко было до XX съезда парии, не появилась даже книга И. Эренбурга под многозначительным названием «Оттепель», а в подходе Советского Союза к международным делам наметилось движение.