Юрий Дубинин - Дипломатическая быль. Записки посла во Франции

На церемонии я знакомлюсь со знаменитым Владимиром Максимовым. Мы усаживаемся с ним за небольшой столик. Мне интересно послушать этого человека, совсем недавно активно боровшегося против системы, существовавшей в Советском Союзе. Он, разумеется, доволен сдвигами к лучшему Но теперь его заботит другое — отсутствие ясной перспективы у М. С. Горбачева, с одной стороны, и чрезмерная деструктивность многих из тех, кто стремится предстать в роли главных защитников демократии, — с другой.

М. Шемякин стремится быть полезен своей стране. Он самоотверженно работал над вызволением наших ребят из афганского плена, помогает афганцам в Москве. Он живет надеждой на то, что прошлому в Советском Союзе возврата не будет, и готов всемерно содействовать утверждению нового.

Выдающегося нашего дирижера Владимира Спивакова пригласили руководить, а фактически создать в художественном смысле новый международный фестиваль в Кольмаре на севере Франции. Я с удовольствием принимаю приглашение отправиться туда по случаю открытия этого фестиваля. С В. Спиваковым мы в добрых отношениях с конца семидесятых годов, когда я был послом в Мадриде. Затем встречи в Вашингтоне. Там моя жена под впечатлением трагедии в Армении создала Фонд помощи детям, оказавшимся в беде. В. Спиваков любезно согласился тогда войти в состав руководящего совета фонда. За новое дело во Франции В. Спиваков взялся с большим увлечением. В фестивале участвует и наш оркестр под управлением В. Китаенко. Местные власти, организаторы фестиваля польщены всем этим.

Вскоре после этого В. Спиваков создает Фонд А. Д. Сахарова. Представление Фонда состоялось в Страсбурге. Я, разумеется, принял приглашение отправиться туда. Власти, французская общественность широко откликнулись на инициативу. Приехали и гости из Москвы. Большинство из них привезли накал разворачивающихся там политических схваток. Это накладывает отпечаток на их речи, что, вероятно, естественно, и французы со вниманием вслушиваются в слова ораторов, тем более что все они не просто сочувствуют преобразованиям в Советском Союзе, но по мере своих возможностей содействуют им. Правда, их коробит, когда с трибуны звучат упреки Франции, что она помогает демократии в нашей стране не так, как этого хотелось бы ораторам, не тому, кто, мол, действительно этого заслуживает. Французы делятся со мной своим недоумением.

Церемонию украсил великолепный концерт специально приехавшего в Страсбург оркестра В. Спивакова.

Встретивший меня через несколько дней в Париже М. Ростропович стал выражать удовлетворение по поводу моего участия в церемонии в Страсбурге.

— Так это было само собой разумеющимся. Еще пару лет назад, когда А. Сахаров был в Вашингтоне, я дал в его честь прием в посольстве.

— Нет-нет, — уточнил М. Ростропович, — важно, что живое присутствие там было замечено во Франции и об этом говорят.

К нам стали тянуться новые люди из мира культуры и искусства.

Среди них большой поклонник русского балета, меценат Рене Бокабза. Его увлечение — творчество Нижинского. Под его руководством несколько французских художников и скульпторов создали целую галерею картин, изображающих этого танцора в разных ролях. Жемчужина коллекции — большая бронзовая скульптура Нижинского. Несмотря на тяжесть металла, автору удалось передать динамичность и духовную устремленность знаменитого артиста. Это — вершина того, к чему стремился Бокабза в своем желании внести лепту с тем, чтобы увековечить память Нижинского. Скульптура только что отлита, и Бокабза приглашает нас с женой взглянуть на нее в специальной мастерской-салоне недалеко от площади Бастилии. Там он делится мыслью о том, что, наверное, лучшим местом для этого произведения была бы родная земля Нижинского. Я готов был бы преподнести ее в дар, говорит он, при самом простом условии, что она будет установлена в престижном месте.

Начинаем переписку с Центром. Она вроде бы конструктивная, но тянется, тянется, тянется. Едва получив принципиальное согласие, мы перевозим скульптуру в здание посольства. Теперь она возвышается рядом с парадной лестницей, но начинается новая переписка насчет того, как ее отправлять; нет ясности и насчет того, где именно она будет установлена. В это время — это был предпоследний день моего пребывания во Франции — в Париж заехал А. А. Собчак. Я рассказываю ему историю, приглашаю посмотреть скульптуру. Он в восторге. Заезжаем к Бокабзе, благо квартира его поблизости — на авеню Фош. Увы, его мы не застаем. Накануне с инсультом он попал в больницу. Но его супруга заверяет нас, что он будет рад возможности установить скульптуру в Ленинграде. Скульптура незамедлительно начинает свой путь туда. Сейчас она украшает Мариинский театр. Но Бокабза этого не дождался. Он не вышел из больницы.

Сейчас моя супруга обсуждает с дочкой Бокабзы возможность вывоза из Франции серии посвященных Нижинскому картин, которые Бокабза также завещал нашей стране.

Встречаемся мы и с Ивом Монтаном. Мы с ним почетные гости на матче нашей футбольной команды с французской «Олимпик де Марсель». Встречаемся как друзья, и не потому только, что личные отношения наши никогда не портились, но в силу того, что далеко уже ушло наше общество в своем раскрепощении и нет у Ива оснований высказывать прежние свои претензии.

Много различных мероприятий политического и общественного характера дают возможность почувствовать отношение к нашей стране французского общественного мнения, различных его тенденций. Одно из них — ежегодный праздник газеты французских коммунистов «Юманите». По традиции, туда всегда приезжает делегация газеты «Правда». В 1990 году она состояла из академика Фролова, Егора Гайдара, Людмилы Зыкиной. Вместе с ними мы проходили по многотысячному импровизированному городу палаток, павильонов, лавок, ресторанов, аттракционов, выставок, танцплощадок — чего там только нет, — разбросанных в огромном парке одного из пригородов Парижа. Как всегда, достаточно сказать, что мы из Советского Союза, чтобы вокруг сразу же собрались люди, возникли оживленные разговоры. Здесь всегда к нашей стране относились по-дружественному. Так происходит и на этот раз. При этом чувствуется и новый оттенок. Наши собеседники довольны тем, что под воздействием новой советской политики быстро меняется к лучшему взгляд на нашу страну во все более широких слоях французского общества: быть другом Советского Союза становится и проще и почетнее.

Но есть и вопросы недоуменного характера.

— Ваши средства массовой информации, телевидение особенно, раньше все на Западе подавали только в черном цвете. А теперь ударились в другую крайность, — говорит нам работник ЦК ФКП, отвечающий за связи с Союзом. — Показывают витрину «Фашона» (это едва ли не самый дорогой продовольственный магазин Парижа), а из комментария следует, что такими пользуются все французы! Впрочем, — добавляет он, — компартия тоже приложила руку к такому восприятию Франции. Мы, например, старались приезжающих из Советского Союза на отдых по обмену с компартией Франции людей размещать в дорогих отелях, угощать в первоклассных ресторанах, которыми сами, конечно, не пользуемся, посылать на Лазурный берег. Хотели получше отблагодарить за хороший прием в Советском Союзе. Но, думаем, ошибались. После отдыха ваши товарищи уезжали с неправильными представлениями о жизни здесь. Мы решили, — заключает собеседник, — подправить это и показывать нашим советским друзьям страну пообъективнее.