Юрий Дубинин - Дипломатическая быль. Записки посла во Франции

Во Франции новость произвела огромное впечатление. Министр иностранных дел Р. Дюма заявил на пресс-конференции, что в Париже с большим удовлетворением восприняли итоги состоявшихся переговоров, поскольку они отвечают тому, к чему всегда стремилась Франция.

Несмотря на такие официальные заявления Р. Дюма, реакция французов была не столь однозначной. Французы усматривали, разумеется, положительные элементы в случившемся. Но они видели в то же время, что в долгосрочном плане им будет все сложнее конкурировать с нарождающимся гигантом. В отдельных высказываниях зазвучали напоминания о Рапалло. Один из французских государственных деятелей — Пьер Жоке — в беседе со мною говорил, что результаты недавних переговоров на Кавказе вызвали во Франции состояние, близкое к шоковому. Не то чтобы французы особенно тревожились по поводу самого факта германского объединения, утверждал он, но они пребывают в смятении. Их обуревают противоречивые чувства будущее Германии еще не просматривается, но зато ее прошлое слишком хорошо известно для того, чтобы безмятежно взирать на происходящие процессы.

Ставропольские договоренности предполагали, что сразу после объединения Германии между СССР и ФРГ будет заключен «всеобъемлющий и основополагающий двусторонний договор, который на долгий срок и на основе добрососедства будет регулировать отношения» между двумя странами. Цель договора состояла в том, чтобы придать советско-германским отношениям стабильность, предсказуемость, утвердить в них доверие, открыть путь к взаимодействию в будущем. Имелось в виду вскоре начать интенсивную работу над договором с тем, чтобы, как заявил Г. Коль, «самое позднее через год заключить такой договор» [10] «Правда», 18 июля 1990 года. .

Общее понимание сводилось к тому, что в результате «кавказских договоренностей», как их окрестили во Франции, в европейской и мировой политике произошли фундаментальные перемены. Известны и более резкие суждения. Так, З. Бжезинский считал, что главными победителями в холодной войне стали США и Германия, а проиграли прежде всего Советский Союз и Франция.

В Париже серьезно задумывались над новой ситуацией и будущим Франции.

Германское объединение становилось реальностью. В этих условиях проблема, по мнению французского руководства, заключалась в том, в каких рамках и на каких условиях это единство будет построено. Именно на этом должны были быть сосредоточены в тот момент дипломатические усилия.

Как добиться того, чтобы процесс строительства германского единства вписался в общеевропейский баланс, который еще предстоит определить в военном, дипломатическом и экономическом плане? В Париже рассчитывали, что в этом Советский Союз и Франция могли бы относительно легко выйти на нужное взаимопонимание.

В Париже исходили из того, что фактор единой Германии, расположенной в самом центре Европы, вновь побуждает всех ее соседей, будь то на Востоке или Западе, заниматься поисками основ для взаимодействия. Достигнуть этой цели, полагали во Франции, будет не так уж трудно, поскольку этот процесс развивался в условиях мирного периода, что отличало обстановку от той, что иногда складывалась раньше, на предыдущих этапах истории, когда действовать приходилось в кризисных ситуациях.

Взаимодействию Франции с Советским Союзом придавалось большее, чем раньше, значение.

В целом вставал вопрос о том, чтобы определить пути подъема советско-французских отношений на качественно новый уровень.

Прямо из Ставрополя министр иностранных дел СССР прилетел 17 июля в Париж на встречу министров иностранных дел шести государств — знаменитая формула 4+2, — в задачу которых входила разработка договоренностей о внешних аспектах германского объединения и подготовка проекта Договора об окончательном урегулировании в отношении Германии.

18 июля Э. А. Шеварднадзе был принят Ф. Миттераном. Беседа прошла в обстановке самого широкого взаимопонимания.

После беседы мы пешком отправились в резиденцию посла на рю де Гренель, где остановился министр. Был отличный летний день. Мы проходим между Большим и Малым дворцами. Возведенные для Всемирной выставки 1900 года, они стали органичной частью парижского архитектурного облика и местами самых престижных выставок. Приятно было вспомнить, что Малый дворец, сравнительно недавно с триумфом сломав устоявшиеся стереотипы, открыл для Франции богатство русской реалистической живописи XIX века.

Впереди Сена. Мост Александра III. Заложенный 7 октября 1896 года и открытый в 1900 году, он носит имя русского императора, при котором был разработан и заключен русско-французский союз (1891, 1893–1894 гг.). Этот мост — символ дружбы двух стран. Думаю, что вдохновение мастеров с российской и французской сторон, создавших его, брало свое начало во взаимном влечении самих народов обеих стран. Смею утверждать, что это самый красивый мост французской столицы.

Любуясь Парижем, мы находим время для обмена замечаниями насчет новой обстановки в Европе, планов на будущее в отношениях с Францией.

Я предлагаю министру заключить с Францией политический договор.

Объективные предпосылки для этого имеются. Время действовать, судя по всему, пришло.

«Это было бы хорошо», — говорит министр.

Я прошу согласия провести необходимый зондаж в Париже. Поскольку это делалось бы без предварительно го решения нашего руководства, беседы я мог бы провести от своего имени.

Министр не возражает.

Сразу же после отлета Э. А. Шеварднадзе я запросил встречи с министром иностранных дел Франции Р. Дюма и генеральным секретарем Елисейского дворца Жаном-Луи Бьянко.

Первым откликнулся Жан-Луи Бьянко. Что представляет собой пост генерального секретаря Елисейского дворца? После принятия в 1958 г. ныне действующей конституции — ее отцом, как известно, был генерал де Голль — этот пост приобрел особый вес в механизме французской государственной машины. На должность генерального секретаря назначаются люди, пользующиеся особым доверием президента.

В Елисейском дворце кабинет генерального секретаря находится напротив кабинета президента Это просторная комната с богатым гобеленом на стене, с окнами в парк Елисейского дворца Около одного из них стоит небольшой круглый мраморный столик для беседы трех-четырех человек. В условиях острого кризиса с помещениями в Елисейском дворце такой кабинет лишний раз подчеркивает значимость его обитателя.

Итак, уже утром 20 июля мы вдвоем с Ж.-Л. Бьянко расположились за тем самым круглым столиком у окна. Я — с чашкой чая, он — кофе.

Оговорив доверительный характер беседы и предупредив, что я веду ее от себя лично, я высказал идею о том, что перед лицом новой исторической ситуации, складывающейся в Европе, видимо, стоило бы подумать над тем, как поднять и конкретно выразить роль советско-французского фактора в международных делах в расчете на длительную перспективу.