Юрий Дубинин - Дипломатическая быль. Записки посла во Франции

Где же выход? Его французский президент обозначал в общем плане. Когда сходит на нет лобовое противостояние блоков, должно возрастать значение диалога и обеспечение уважения между народно го права.

Показательным для курса Елисейского дворца в отношении внутриполитического развития в СССР явилось отношение французского правительства к кризисной обстановке, возникшей в начале января 1991 года в Прибалтике. Сам президент воздержался от каких-либо публичных комментариев по поводу силовых акций в Вильнюсе и других пунктах Прибалтики с пущенными в ход танками и жертвами. Ролан Дюма опубликовал вместе со своим коллегой министром иностранных дел ФРГ критическое заявление. Позвонив мне по телефону, он счел необходимым пояснить: «Не сделать этого мы просто не могли».

Выступая по телевидению, французский министр повторил известную позицию насчет того, что Франция никогда не признавала аннексию прибалтийских государств, однако добавил существенный для баланса элемент о том, что не следует забывать также о пятидесяти годах совместной жизни в рамках Советского Союза.

Что касается общественного мнения Франции, то его реакция была бурной и остро критической.

Наши многочисленные официальные собеседники стремились в те дни подробно разъяснить в беседах с нами положение, в которое они были поставлены. Директор европейского департамента Жак Бло всячески оттенял стремление Парижа не осложнять и без того нелегкую жизнь советского руководства Франция, говорил он, не поощряет ничего такого, что могло бы дестабилизировать центральные власти в СССР, выступает за решение проблем путем диалога. Более того, Франции до сих пор удавалось также снимать в рамках Европейских Сообществ негативные для советских властей последствия возникшей в Прибалтике напряженности.

Однако, пояснил Бло, одно дело, если речь идет о «случайной оплошности», которая может произойти в любом государстве, и другое, если начинается процесс, чреватый угрозой распространения и на другие районы Советского Союза.

Вывод генерального директора французского МИД состоял в том, что события подошли к опасной черте, когда вот-вот могут «вспыхнуть красные сигнальные лампочки» и сомнения начнут перевешивать искреннее стремление и дальше поддерживать начатую в Советском Союзе политику реформ. Все будет зависеть от того, насколько последовательно советское руководство будет осуществлять объявленное им намерение добиваться решения проблем именно политическими средствами…

Ф. Миттеран направил специальное послание на эту тему М. Горбачеву. Нам в посольстве было ясно, что, если в Москве не будет быстро найдено политическое решение кризисной ситуации в Прибалтике, могли возникнуть последствия для советско-французских отношений в целом, не говоря уже об издержках более широкого плана. Мы об этом подробно и в острой постановке информировали центр.

Некоторое время спустя М. Горбачев, явно отыгрывая в неблагоприятно обернувшейся ситуации, писал в ответном послании Ф. Миттерану, что он поражен неадекватным по размаху и тону отзвуком в мире на эти события. По мнению М. Горбачева, на Западе сработал блоковый рефлекс холодной войны, глубоко, видимо, засевший в порах политики и т. д. В завершении послания он отмечал, что высоко оценил взвешенность и трезвость подхода в обстановке, очень напоминавшей худшие времена идеологической войны.

Однако для целей данного очерка имеет значение не столько детальный разбор этого эпизода, сколько отражение сквозь призму этих событий настроений президента и правительственного аппарата в отношении Советского Союза и развивающихся там процессов. Линия Елисейского дворца, воздержавшегося от каких-либо громогласных деклараций по этим делам, отличалась от оценок ситуации в Прибалтике средствами массовой информации Франции.

Более того, 24 января Ф. Миттеран говорил мне: в последние дни мы постарались умерить реакцию некоторых наших европейских партнеров на то, что происходило в Прибалтике.

Во французских средствах массовой информации нарастала кампания с критикой за поворот М. Горбачева к опоре на консервативные силы. Р. Дюма прореагировал на это публичным заявлением, отметив, что «настоящий вопрос для нас заключается не в том, опирается ли М. Горбачев на тот или иной элемент своего общественного мнения. Он состоит в том, намерен ли президент Советского Союза продолжать свою политику или же группы давления возьмут верх над ним».

В последующие месяцы во Франции стали набирать силу дебаты вокруг того, кто должен быть партнером Франции как на самое ближайшее время, так и в долгосрочном плане: центр или республики. Усиливалась поляризация между двумя тенденциями. Французское правительство демонстрировало надежду на то, что хаос в СССР будет преодолен и ситуация будет поставлена по контроль центра.

Официальные представители не только в беседах, но и публично высказывали беспокойство по поводу катастрофических последствий, которые мог бы иметь развал страны, ее «атомизация», что поставило бы под вопрос статус-кво в Европе, сложившийся на базе итогов не только второй, но и первой мировой войны, т. е. в результате территориального урегулирования времен Версальского мира.

Р. Дюма отмечал непредсказуемость последствий возможного образования на месте СССР 10–15 государств и роковую роль, которую это могло бы сыграть в «дестабилизации континента». Эти размышления увязывались со все более неблагоприятным развитием обстановки в Югославии — государстве, к созданию которого была причастна Франция.

В то же время представители другой тенденции — главным образом это была правая оппозиция — настаивали на том, что надо спешить с установлением прямых контактов с новыми центрами власти, прежде всего в союзных республиках. Борьба по этому вопросу усиливалась.

Результаты референдума, проведенного в нашей стране 17 марта, давшие большинство в пользу сохранения Советского Союза, вызвали в этих условиях противоречивую реакцию во Франции.

В руководящих кругах тон задавал Елисейский дворец. Там считали, что референдум стал успехом союзного правительства, шагом к прекращению деградации обстановки и выходу из тупика последнего времени. Высказывалась надежда, что начнется прагматическая работа по решению острейших проблем в области экономики и национальных отношений.

В разговоре со мной Ф. Миттеран 21 марта заявил, что он желал именно такого результата референдума.

Р. Дюма тоже выражал удовлетворение. По его мнению, итоги референдума давали дополнительные аргументы, чтобы продолжать работу с французским общественным мнением в поддержку конструктивной линии президента Франции в отношении Советского Союза.