Валентин Бадрак - Стратегии гениальных мужчин

Вскоре Дали, всегда с пренебрежением относящийся к деньгам, заключил первый контракт на продажу своих картин, а когда ему было двадцать два года, о его картинах, выставленных в Зале Иберийских художников в Мадриде, критики отозвались весьма обнадеживающе. Торговцы полотен начали поглядывать в сторону Дали, правда, не слишком спеша делать щедрые предложения. Очевидно лишь то, что наиболее дальновидные мастера и торговцы картинами увидели в двадцатитрехлетнем Дали, смело отметающем устоявшиеся догмы, нового художника с «блестящим будущем». В действительности к этому времени Сальвадор убедился в двух закономерностях: все великие вещи, которые были написаны до него, были написаны первопроходцами, не боящимися бросить вызов любым правилам; и также в том, что для победы нового над старым необходимы полная свобода мыслительного процесса и полное непринятие каких-либо авторитетов. В это время Сальвадор Дали – неслыханный чудак с замашками параноика, не научившийся в жизни ничему, кроме живописи, был готов совершить стремительный прыжок в бесконечность. Не существовало ничего такого, что могло бы стать реальным препятствием на пути «наполовину сумасшедшего гения», как он сам себя назвал. К слову, даже миф о себе, создаваемый Сальвадором Дали в течение всей его жизни, удивительно точно соотносился с образом нового, непостижимого и находящегося на грани с понимаемым – дальновидным и исключительно точным решением художник обрек современников на вечное непонимание себя и своих творений, а значит, и на благоговение пред недосягаемым. Ненавидящий всякую «нормальность», руководствующуюся лишь «самыми строгими законами приспособляемости», Дали сумел придать себе роковой контраст с остальным миром, настолько потрясающий, что человечеству, понимающему его или нет, осталось только идентифицировать тот образ, который художник предложил в качестве официального себя. В этом также один из существенных штрихов его восхождения, ибо любого мыслителя должны узнавать по очень сильным признакам-оттенкам, свойственным лишь ему. Рождающийся мастер дал слово не обезличить себя каким бы то ни было творческим союзом, не поддаться разрушительному влиянию какого-либо коллектива. Он твердо решил навсегда остаться в одиночестве ради собственной единоличной победы. Дали всегда был верен слову, данному самому себе, – в этом его воля и вера.

Но его слова приобрели вес лишь благодаря титанической и такой же сумасшедшей работе. И если вначале его друг Лорка был не слишком щедр на похвалы, то когда Сальвадору исполнилось двадцать три, поэт написал, что потрясен «его творческой одержимостью, невероятной уверенностью и напряженностью».

Почти в это же время он нашел женщину, сумевшую принять его таким, каким он был, и сумевшую (как ни странно) отвечать его эксцентричным требованиям. Гала (Елена Дьяконова) воплотила в себе мечты творца о Градиве («ведущей вперед») и, без сомнения, сыграла значительную роль в жизни Дали, поскольку разбавила его ожесточенное одиночество и, не исключено, спасла от сумасшествия. Любовь не повлияла, тем не менее, на рваный, порой неистовый график работы Дали, еще больше возжелавшего победы, славы и величия. Иногда он мог на месяц запереться в мастерской и явиться на мир с несколькими творениями, претендующими на прикосновение к вечности и содержащими убедительный синтез его странного ума и неиссякаемого упорства.

Несмотря на то что картины кое-как продавались, Дали преследовала постоянная бедность, и лишь несравненные усилия спутницы жизни спасали маленькую семью от нищеты, а остальной мир – от экзальтированного бешенства и проклятий самого художника. «По мере того как мое имя внедрялось, как рак, в глубину общества, которое не желало слышать и говорить обо мне, практическое существование становилось все труднее», – заметил сам художник. Полностью выкладываясь и продавая картины «редким товарищам» за низкую плату, он в шутку удивлялся, что еще вообще есть покупатели, ведь он гений, а «гениям предназначено умирать с голоду». Часто нечеловеческое напряжений Дали и его Галы, всегда мужественно находящейся рядом, достигали апогея и им казалось, что самообладание покидает их, но всегда находился какой-нибудь, почти фантастический выход, позволяющий отдалить духовное истощение. Наконец один из критиков подсказал художнику еще одну возможность продвинуться вперед – выставить свои работы в Америке.

Несмотря на сомнительность результата, Дали стал одержимым этой идеей, тем более интригующей его из-за полного отсутствия средств для такого путешествия. В решении этой маленькой, на первый взгляд, проблемы проявился весь Дали – совершить во что бы то ни стало то, что хоть на миллиметр может приблизить его к цели! Едва осознав необходимость ехать, он тотчас начал решительно действовать, выбивая и выпрашивая необходимые деньги с таким осатанелым упрямством, что те, кто их имел, конечно же, отдали художнику столько, сколько могло бы обеспечить его существование на далекой заокеанской земле. Очень символично, но едва ли не наибольшую помощь в организации поездки в США оказал Пикассо. Скорее всего, Дали не лукавит, когда сообщает, что Пикассо был для него наиболее ярким ориентиром и чрезвычайно повлиял на его творчество. «Пикассо, без сомнения, тот человек, о котором – после моего отца – я чаще всего думал». Эта фраза значит очень много. Дали нуждался в идеале, и это свидетельство того, что окутывание своей личности туманом таинственной мистики – не что иное, как сознательная работа мозга в направлении покорения мира. Кроме того, это доказательство не божественности творчества Дали, а его человеческой способности и готовности пропускать через себя все великое – свойство, которое удавалось развить посредством мучительной работы лишь бесконечным труженикам.

Почти все картины Сальвадора Дали на выставке во время первого путешествия на другой континент были проданы, а его второе посещение Америки позволило говорить о «начале славы». Поездка и связанные с ее организацией финансовые сложности, возможно, заставили бы другого отказаться от сомнительного мероприятия или, по крайней мере, отложить его. Но только не Дали. Его жизнь всегда была рядом несвязанных, часто неудачных, но цепких попыток, и Америка была лишь одной из них в этом бесконечном ряду. Не получи он признание там, бесспорно, его изворотливый изобретательный ум нашел бы какие-нибудь другие решения, которые неминуемо привели бы к победе. Все было подчинено творчеству и победе как доказательству верности творчества. Сальвадор Дали, как и многие другие, в конце концов победившие, использовал Закон Действия, когда град выстрелов, прицельных и неприцельных, летит в сторону цели, и рано или поздно один из них, вольно или невольно, попадает в десятку.