Ю. Куликов - Сподвижники Чернышевского

«Очень просто, народу нужна земля да воля!» — отвечали составители воззвания на вопрос, поставленный заглавием.

Крестьяне требуют «всю землю» и «всю волю». Царский манифест 19 февраля обманул надежды. Революционная партия знает, что достичь цели можно только всеобщим вооруженным восстанием. Уже в 1863 году народ должен подняться против помещиков. То был срок подписания грабительских уставных грамот. К тому времени нужно успеть объяснить народу необходимость организованной вооруженной борьбы и подготовить восстание народа и армии.

Но в богоспасаемой империи путь к народу закрыт. Значит, надо добиться условий, при которых можно говорить с народом более или менее открыто. Такие условия может дать только широкая политическая кампания. Ее успех на первых порах зависит от многих условий, в том числе от участия либерального дворянства.

Адресная кампания! Вот что должно служить началом общего революционного подъема. Пусть она начнется на основе скромных, урезанных требований. И составители воззвания «Что нужно народу?» выдвигают эти требования. Нет, это еще не «вся земля». Предлагается передать крестьянам в собственность лишь тот надел, которым они пользовались у помещика до манифеста, а ведь манифест не дал даже этого надела. От него в виде отрезков к помещикам отошли лучшие куски. Выкуп земли должен производиться за счет всей нации. Помещики тоже должны принять участие в выкупе. Но народ, пишут составители воззвания, не хочет «обижать» помещиков. Пусть из государственных доходов они получат в течение тридцати лет один миллиард рублей. Этого им будет вполне достаточно. Лишь бы не повышались налоги.

Помещики недовольны многими нынешними порядками, но они до смерти боятся революции. Если так, то пусть они примут участие в мирной адресной кампании.

А как же обстоит дело с «волей»? Нет, пока еще составители воззвания не выступают за «всю волю». Это дело будущего. Крестьянин еще верит в царя. Его надо разубедить. И сделает это сам «помазанник божий». В воззвании предлагается просить «всей землей» царя созвать всенародный земский собор. Он должен решить вопрос о земле. Пусть крестьяне верят покуда, что царь пойдет на такой шаг по просьбе народа. Пусть помещики надеются, что они убедят правительство созвать собор во избежание революции. Революционная партия в чудеса не верит. Придет час, и царь откажется. Но будет уже поздно. Это будет гибель всех надежд на царскую милость. Крушение иллюзий — лучший пропагандист. Революционная партия призовет народ к вооруженной борьбе за созыв земского собора. Тогда-то революционная партия кликнет клич и поведет народ на битву за «всю землю» (ее надо отобрать у помещиков) и за «всю волю» (республика вместо монархии).

А пока адресная кампания! Необходимо разъединить помещичью клику. Переманить на время к себе либеральную часть дворянства. Адресная кампания дает все необходимое для подготовки восстания. Ведь под предлогом мирного петиционного движения можно будет вести любую пропаганду.

Многое предстояло сделать «Земле и воле». Срок небольшой. Необходимо к 1863 году бросить в народ целую армию пропагандистов, подготовить к выступлению войско, прочно объединиться с польскими революционерами для совместного выступления. А главное— создать и укрепить партию революции.

Работы по горло. Николаю поручено заняться организацией издания подпольной литературы. «Земля и воля» нуждается в постоянно действующей типографии. Помощники Утина — Гулевич, Пантелеев, Жук, входившие в его пятерку, уже начали действовать. Они же помогли Николаю установить практическую связь с революционно настроенными польскими студентами в Петербурге.

Много хлопот доставил московский кружок студентов, руководимый Заичневским и Аргиропуло. Утин не раз встречался с ними в университете. Они привозили в Петербург целые кипы литографированных ими сочинений Герцена. За это поплатились оба. Сидели в Петропавловской крепости, а сейчас в Москве под арестом ждут суда. Умные и талантливые люди. Их организация продолжает действовать: возглавила волнения студентов в Москве. У них какие-то нелады с обществом Мосолова и Шатилова. Но действуют очень энергично. Еще в апреле от Заичневского в Петербург прибыла группа студентов во главе с Аполлинарием Покровским. Предложили присоединиться к ним. Утин хорошо помнил эту встречу На ней присутствовали, кроме Николая, Слепцов, Пантелеев и студент Гогоберидзе. Расстались очень дружелюбно. Хотя окончательного ответа им дано не было. Слепцов решил подождать.

В начале мая Николай Утин съездил в Москву. Вел переговоры с Мосоловым и Шатиловым относительно деятельности их кружка. Узнал, что Заичневский и его друзья готовят проект революционной программы. Больше ничего выяснить не удалось.

Теперь Николай часто встречался с Чернышевским в шахматном клубе, иногда в редакции «Современника». Предлогом для встреч были общие дела в студенческом отделении Литературного фонда и организация общедоступных лекций в пользу студентов в здании городской думы. Утин знал, что Николай Гаврилович играет немалую роль в «Земле и воле», но никогда не обращался к нему от имени тайного общества. Этого требовал конспиративный такт. Советоваться же приходилось по многим вопросам.

Чернышевский по-прежнему внимательно следил за настроением студентов. Давал советы и оказывал помощь. Он вмешался в конфликт, возникший в те дни между студентами и профессором Костомаровым. «Думской историей» было названо потом это шумное столкновение. Как-то на одной из лекций профессор бестактно прошелся по адресу боевой, протестующей части студенчества. Он получил резкий отпор. Брат Николая, Евгений, прямо со скамьи оборвал лектора оскорбительным выкриком.

— Ах, молодость, молодость! — смеялся Николай Гаврилович, слушая Утина. Однако скандал уладил.

Пожары в мае 1862 года были началом провокаций и полицейского террора. Одним из первых был арестован Сергей Рымаренко, затем каждый день все новые и новые жертвы.

Утром 7 июля в передней квартиры Чернышевского раздался звонок. Ему не придали особого значения. Хозяин мирно беседовал в зале с сотрудником «Современника» Антоновичем и доктором Боковым.

Дверь шумно отворилась, и приземистый человек в черном мундире бесцеремонно шагнул в зал.

— Мне нужно видеть господина Чернышевского!

Неприятное, изрытое оспой лицо пришельца было хорошо знакомо присутствующим. Это жандармский полковник Ракеев. Его привыкли видеть во всех общественных местах. Играя добродушного простака, он любил похвастаться тем, что некогда сопровождал тело Пушкина в Святые Горы. Сегодня против обыкновения на нем не было голубого мундира.