Анастас Микоян - Так было. Размышления о минувшем

Первый завод, работавший по этому способу, был организован в Ростове с использованием для этой цели недостроенного здания маргаринового завода. Оборудование для этого завода нами было закуплено у французской фирмы «Шосеп».

В дальнейшем, когда производство на этом заводе было уже налажено, мы в наркомате ежегодно собирали виноделов на закрытые дегустации с моим участием (но без учета моего голоса при оценке). На этих дегустациях довольно опытные виноделы не могли отличить образцы акротофорного выпуска от изготовленных по «классическому» образцу.

Однако возвращаюсь к нашему пребыванию в Париже. Не желая отрывать членов группы, находившихся в виноградарских районах страны, я вызвал в Париж только профессора Фролова-Багреева, чтобы ознакомиться с состоянием дел и посетить с ним винодельческие фирмы. Нам было предложено посетить несколько фирм в Шампани, и мы решили осмотреть одно из предприятий фирмы «Шопотье».

Рекомендуя нам выпускаемое ими шампанское, хозяин предприятия с особой гордостью сказал, что раньше все русские послы во Франции и царский двор покупали у него ежегодно по нескольку тысяч бутылок шампанского, на что я ответил, что теперь в связи с развернувшимся у нас строительством нам на вино не хватает валюты и потому мы хотим сами производить для себя шампанское в достаточном количестве.

Видимо, он был огорчен таким сообщением, тем не менее по возвращении с его предприятия обратно в Париж я выяснил, что сей гостеприимный хозяин без моего, конечно, ведома поставил в багажник автомобиля ящик шампанского.

Все это я рассказал по возвращении домой Сталину и упомянул об этом ящике. Он заинтересовался и сказал: «Раз уж такое у него отношение к нам, сделай приятный для него жест – купи у него тысячи три бутылок шампанского». Я так и сделал. Но когда однажды Сталину принесли на пробу одну из этих бутылок, он попробовал, поморщился, а потом сказал, что по вкусу оно хуже нашего.

Надо сказать, что Сталин всегда был высокого мнения о нашем шампанском. И в такой оценке он был не одинок. Английский министр иностранных дел Иден (впоследствии премь ерминистр) очень похвально отозвался о нашем шампанском и даже попросил ящик этого вина для английского короля, что, конечно, и было сделано (помимо прочего, это была неплохая реклама нашего шампанского). Очень понравилось наше шампанское и Черчиллю, и поэтому во время известной встречи руководителей глав правительств в Крыму ему было послано несколько ящиков советского шампанского. Правда, Сталин предпочитал полусладкое и сладкое шампанское. Сухое и брют он не любил, предлагал даже прекратить их производство. С трудом я отстоял эти сорта, сославшись на требования экспорта.

Вряд ли за два месяца можно было сделать больше, чем это удалось нашей группе. Но каждый из нас впоследствии, а порою даже и сейчас – сорок лет спустя! – находит в жизни родной страны какие-то приметы, отзвуки, следы той работы, которая была нами проделана в результате командировки в Соединенные Штаты осенью 1936 г.

Пребывание в США оказалось для меня университетским курсом в области пищевой промышленности и американской экономики. Не имея законченного высшего образования, я вернулся оттуда как будто обогащенным, со значительными знаниями и с планом перенесения в нашу страну опыта развитой капиталистической страны.

Эта задача захватила всю мою энергию. Я сделал проблему пищевой промышленности предметом выступлений на многих партийных форумах, где находил поддержку и приковывал внимание партийных организаций к решению этой трудной задачи.

1 декабря 1934 г. после 9 часов вечера вызвали меня на экстренное заседание политбюро. В кабинете у Сталина были Молотов, Ворошилов, Орджоникидзе, Каганович. Сталин объявил, что убит Киров. Он тут же, до какого-либо расследования, сказал, что зиновьевцы, потерпев поражение в открытой борьбе, перешли к террору против партии. Он предложил, чтобы Молотов и Ворошилов с ним немедленно выехали в Ленинград для проведения расследования этого дела, «докопаться до корней и пресечь террор со стороны зиновьевцев, нагнать на них страху, приостановить готовящиеся новые террористические акты». Предложил принять чрезвычайный закон, по которому за террористические акты террористы будут беспощадно наказываться и судебные решения о расстреле будут приводиться в исполнение немедленно, без права апелляции.

Это было так неожиданно, невероятно, так нас подавило, что обсуждения никакого не было.

Сталин поручил Енукидзе подготовить постановление ЦИК.

Ночью Сталин, Молотов и Ворошилов уехали в Ленинград. 2 декабря они приехали обратно и привезли с собой гроб с телом Кирова. На вокзале гроб поставили на артиллерийский лафет, и процессия направилась к Дому Союзов. Впереди шел Сталин, за ним другие члены политбюро. После смерти Ленина и того горя, которое все тогда пережили, это было вторым по своей глубине горем для партии и страны.

Потом члены политбюро собрались в кабинете у Сталина, и он рассказал о ходе следствия об убийстве Кирова. Из рассказа Сталина меня поразили два факта: первый – что террорист Николаев, который считался сторонником и ставленником Зиновьева, два раза до этого арестовывался органами ЧК, при нем находили оружие. Он пытался совершить покушение и был задержан охраной Зимнего дворца, где работал, но был выпущен работниками ЧК. Невероятно с точки зрения поведения ЧК. Казалось, все данные свидетельствовали о том, что готовится террористический акт. Факт ношения оружия должен был привести к аресту Николаева – ведь запрещено было носить оружие. Однако вместо проявления бдительности, вместо предотвращения убийства ЧК по существу его поощряло. Это вытекало из рассказа самого Сталина.

И второй факт – это убийство комиссара охраны Кирова, который лично его сопровождал и был после совершенного убийства арестован чекистами для допроса.

Сталин послал чекистов, чтобы они доставили его к нему для допроса в Зимний дворец. Но при перевозке его на машине по дороге случилась автомобильная авария, машина ударилась обо что-то. Убитым оказался только комиссар из охраны Кирова. Причем странно было, что в машине был убит только он один, больше никто не пострадал.

Сталин возмущался: как это могло случиться? Все это было очень подозрительно. Но никаких выводов Сталин из этого не делал. Дальше расследовать, распутывать весь узел он не предлагал, а лишь возмущался.

Я тогда сказал Сталину: как же можно такое терпеть? Ведь кто-то должен отвечать за это? Разве председатель ОГПУ не отвечает за охрану членов политбюро? Он должен быть привлечен к ответственности.