Лаша Отхмезури - Жуков. Портрет на фоне эпохи

13 ноября Жуков пришел к выводу, что противник перейдет в наступление 15-го. На следующий день немецкий перебежчик из 183-й дивизии подтвердил его предположения. Была объявлена общая тревога. Особым приказом Жуков потребовал от всех командующих армиями немедленно «организовать проверку на местах фактического состояния обороны всех без исключения участков фронта, включительно до ротных и занимаемых отдельными отрядами и частями. Решительно пресечь нетерпимую беспечность и доверчивость в этом деле» [506] ЦАМО. Ф. 208. Оп. 2511. Д. 219. Л. 303. Цит. по: Московская битва в хронике фактов. http://miUtera.lib.ru/ h/moskovskaya_bitva_v_khronike_faktov/07. html (18 декабря 2011). . Он вновь поделился со Сталиным своим беспокойством относительно слабой связи с Калининским фронтом Конева, особенно с 30-й армией; и с Юго-Западным фронтом Тимошенко на юге, где 3-я армия оставила в районе города Ефремова 30-километровую брешь между собой и подчиненной Жукову 50-й армией. Он считал эти места наиболее опасными, но ничего не мог изменить: действия фронтов Сталин координировал лично. Однако замечания Жукова относительно проблемы взаимодействия между фронтами приведут к созданию в Красной армии в 1942 году одной из самых оригинальных должностей: представителя Ставки.

В тот же день 14 ноября на голову Жукову обрушилось небо. Ему позвонил Сталин и потребовал нанести по немцам упреждающий удар! Шапошников, слишком слабый, чтобы возражать, поддержал мнение Верховного главнокомандующего. Начался яростный спор.

«Сталин: Мы с Шапошниковым считаем, что нужно сорвать готовящиеся удары противника своими упреждающими контрударами. Один контрудар надо нанести в районе Волоколамска, другой – из района Серпухова во фланг 4-й армии немцев. Видимо, там собираются крупные силы, чтобы ударить на Москву.

Жуков: Какими же силами мы будем наносить эти контрудары? Западный фронт свободных сил не имеет. У нас есть силы только для обороны.

– В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения армии Рокоссовского, танковую дивизию и кавкорпус Доватора. В районе Серпухова используйте кавкорпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии.

– Этого делать сейчас нельзя. Мы не можем бросать на контрудары, успех которых сомнителен, последние резервы фронта. Нам нечем будет подкрепить оборону войск армий, когда противник перейдет в наступление своими ударными группировками.

– Ваш фронт имеет шесть армий. Разве этого мало?

– Но ведь линия обороны войск Западного фронта сильно растянулась, с изгибами она достигла в настоящее время более 600 километров. У нас очень мало резервов в глубине, особенно в центре фронта.

– Вопрос о контрударах считайте решенным. План сообщите сегодня вечером, – недовольно отрезал И.В. Сталин» [507] Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 353–354. .

Жуков тщательно проанализировал провалы Конева и Еременко в октябре. У него сейчас было три козыря перед ними: он крепко держал в руках войска и своих командармов; он знал, когда противник нанесет удар (после первых серьезных заморозков) и где (на флангах, в Волоколамске и Туле). Но – чего не было ни у Конева, ни у Еременко – он понимает, что ему совершенно необходимо сохранить свои скудные мобильные резервы: танки и конницу – на направлениях возможных прорывов, чтобы в крайнем случае нанести ими контрудар. Он расположил позади 16-й армии Рокоссовского пять кавалерийских дивизий корпуса Доватора и соединение Катукова, ставшее 1-й гвардейской танковой бригадой; на Тульском направлении он разместил 2-й кавалерийский корпус Белова и 112-ю танковую дивизию полковника Гетмана. И вот теперь Сталин приказывает ему эти силы бросить в авантюру! Это означает сжечь единственную имеющуюся у него в распоряжении страховку. Через пятнадцать минут после разговора с вождем на КП Жукова пришел перепуганный Булганин и с порога сказал: «Ну и была мне сейчас головомойка… Сталин сказал: „Вы там с Жуковым зазнались. Но мы и на вас управу найдем!“» [508] Там же. С. 353–354.

Почему он принял такое решение? К чему были эти угрозы? Рокоссовский писал в своих мемуарах: «Признаться, мне было непонятно, чем руководствовался командующий, отдавая такой приказ. Сил мы могли выделить немного, времени на подготовку не отводилось!» [509] Рокоссовский К.К. Солдатский долг. М.: Вече, 2013. С. 82. Можно предположить, что на такое решение Сталина подвигли две причины. Первая: взятие Тихвина немцами, намеревавшимися прервать последний путь снабжения осажденного Ленинграда и соединиться с финнами. Ленинград, казалось, был обречен. Может быть, Сталин так остро отреагировал на эту плохую новость. Второй причиной, возможно, стал его страх перед повторением Вяземско-Брянской катастрофы. Кто мог дать гарантию, что немцы не повторят? Он ошибся, не позволив Коневу и Еременко еще 15 сентября стать в оборону. Возможно, это породило мысль об упреждающем ударе, который сорвал бы планы противника и позволил выиграть время до наступления сильных морозов. Что же касается угрозы, отметим, что Сталин адресовал ее не непосредственно Жукову – как он поступил бы с любым другим генералом, – а через Булганина.

15 ноября, как и предполагал Жуков, фон Бок начал то, что казалось немцам решающим наступлением, должным принести им победу. Накануне он вместе со всеми командующими армиями встречался в Орше с Гальдером. Против возобновления наступления на совещании выступили Гудериан, Гёпнер и командующий II армией Рудольф Шмидт. Столбик термометра уже опустился до отметки – 10 °C. Зимнее обмундирование получили только люфтваффе и войска СС. А остальные? Сотни вагонов с теплой одеждой стоят на запасных путях в Варшаве: пропускают только эшелоны с боеприпасами и горючим. Рудольф Шмидт возмущен: «У нас в батальонах осталось по 60 человек вместо 500! […] Когда войска дойдут до предела своих сил, тогда даже самые суровые приказы ничем не помогут. А мы уже дошли до этой точки» [510] Hürter J. Hitlers Heerfuhrer. Op. cit. P. 308. . Но Гальдер – мечтавший через несколько дней взять Ярославль и Сталинград – и фон Бок решительно отмели все возражения: вперед, на Москву!

Первые часы наступления, казалось, подтвердили правоту Гальдера и Бока. Как и планировалось, танковые соединения прорвали советский правый фланг в месте стыка Западного (Жуков) и Калининского (Конев) фронтов. На севере фронт 30-й армии (Калининского фронта Конева), имевшей всего две слабые дивизии и 56 легких танков против 300 немецких, был сразу прорван, разрезан на части. Избегая окружения, она оставила позиции на правом берегу Верхней Волги и отступила, открыв дорогу на Клин. «Вражеские войска, – пишет Жуков, – с утра 16 ноября начали стремительно развивать наступление на Клин. Резервов в этом районе у нас не оказалось, так как они, по приказу Ставки, были брошены в район Волоколамска для нанесения контрудара, где и были скованы противником» [511] Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 355. . Ее соседка, 16-я армия Рокоссовского (Западный фронт), оказалась в невероятной ситуации: ее правый фланг, выполняя приказ Сталина, перешел в контрнаступление, тогда как центр, подвергшийся атаке немцев, ушел в глухую оборону. На создавшемся таким образом изломе одна дивизия была разгромлена, и немцы прорвали советский фронт.