Владимир Гладышев - ТерпИлиада. Жизнь и творчество Генриха Терпиловского

Положительную оценку рецензента получили и произведения руководителя коллектива. На тему Великой Отечественной войны А. Козлов отозвался двумя пьесами: «Нашествие» и «Загадочный сон». В первой из них композитор не побоялся приблизиться к современной модернистской музыке, поскольку с ее помощью наиболее полно достигается требуемый эффект. В проникновенной пьесе того же автора «Былина» «органично соединены джаз со славянским фольклором и вместе с тем сохранена композиторская индивидуальность».

Слушая концертную программу 1985 года, Терпиловский был просто благодарен «арсенальцам» и за возможность окунуться в мир молодости. Пермский композитор пишет: «…Как могло показаться, музыканты себя исчерпали и больше ничего нового уже не придумать! Но в том и заключается жизненная сила джаза, что он всегда способен на сюрпризы. И «Арсенал» преподнес такой сюрприз!

Самое интересное, по словам Козлова, заключается в том, что ему со своими «арсенальцами» захотелось вернуться вспять к театрализованному джазу и воздать тем самым должное своим коллегам 1920-х годов. Как по мановению волшебной палочки, слушатели вдруг превратились в зрителей, перед которыми на сцене в течение неполного часа в стремительном темпе разыгрывался увлекательный спектакль (без единого произнесенного слова), или «электропантомима», как назвали это остро ритмизованное действие сами «арсенальцы».

Под не умолкающую музыку, в которой калейдоскопически чередовались все стили, от ретро до диско, музыканты во главе со своим руководителем превратились в слаженную группу профессионально двигающихся и жонглирующих мимов-роботов. И все это весело, на грани гротеска, с добрым юмором по отношению друг к другу и к зрительному залу…»

Терпиловскому вспоминалось при этом нечто отдаленно похожее: «цирко-джаз», руководимый К. Петровским. Тогда профессиональные циркачи, посредственно (мягко говоря) владеющие теми или иными оркестровыми инструментами, пытались создать свой театрализованный джаз. Но критик подчеркивал: их явно подводила музыкальная сторона дела.

«Конечно, чудес не бывает, – писал в заключение Терпиловский. – «Электропантомиме» предшествовала настойчивая работа со специалистом этого профиля, требующая полной самоотдачи каждого артиста джаз-ансамбля «Арсенал». Но уж таков добровольно избранный ими путь. Нам же остается констатировать, что джаз действительно полон сюрпризов, что его настоящее неотделимо от прошлого, а будущее не поддается никакому прогнозированию».

Алексей удивляется одному обстоятельству: «…Самое поразительное, что, при всей архаичности своего имиджа, он (Терпиловский) проявил самые модернистские знания в области джаза и абсолютную терпимость к моим экспериментам в сфере джаз-рока, не в пример гораздо более молодым критикам и журналистам. Его статьи о наших концертах в местной «Вечерке», которые я получал обычно позднее по почте, были написаны с полным пониманием того, что мы делаем».

Генриху Романовичу было под восемьдесят, а ощущение такое, что он моложе многих музыкантов, годящихся ему в сыновья и внуки. Все потому, наверное, что в личном «арсенале» Терпиловского всегда присутствовали глубокая музыкальная культура, устремленность в будущее и вера в лучшее в человеке и обществе.

Это и объединяло родственные души двух музыкантов.

Владимир Борисович Фейертаг,музыкант, историк джаза, ведущий пермского фестиваля «Джаз-лихорадка». Он окончил филфак Ленинградского университета и теоретико-композиторское отделение музучилища им. Н. А. Римского-Корсакова. Еще студентом – как и Терпиловский! – Владимир «сколотил» джаз-оркестр, сам писал аранжировки, играл на фортепиано.

Владимир хорошо знал Терпиловского. Несмотря на то что принадлежали они к разным поколениям (Фейертаг родился в 1931 году), но по образованности, по многосторонности дарований и влюбленности в джаз с ними мало кто мог сравниться. Вейертаг вспоминал:

«Знакомство наше началось с переписки. Я написал Генриху Романовичу – он ответил мне сразу. Почерк у него был красивый, четкий. Сейчас я понимаю: мы не могли не познакомиться.

Помнится, он поделился своим печальным предположением: «Наверное, мы с тобой не доживем до тех времен, когда можно будет съездить на фестиваль за рубежом…» Чуть-чуть он застал все же такое время, съездил в 1976-м на «Варшавскую осень». Помогло, видимо, знание языка, который он знал с детства, да и отношение к джазу изменилось. Власти как будто поняли, что от рок-музыки или от бардов вреда может быть больше, чем от джаза.

Присылал Генрих Романович мне и свои печатные работы, статьи, рецензии. Он умел поддержать талант и писал хорошо, у него замечательный слог…»

В 1960 году В. Фейертаг выпустил (в соавторстве с В. Мысовским) свою первую брошюру «Джаз». Она вызвала жаркие дебаты в прессе.

Так, исторические изыскания и выводы автора подверглись резкой критике со стороны Николая Григорьевича Минха, одного из старейших джазовых композиторов страны. В сборнике «Советский джаз» (1967) Минх уточнял, критиковал, дополнял опус Фейертага. Как не раз уже бывало, спор двух увлекшихся джазменов рассудил мудрый, все повидавший и все видевший «с высоты своего роста» Генрих Романович Терпиловский. В его статье «Неутомимый пропагандист джаза» есть, в частности, такие строки (цитируется по рукописи):

«…Когда в 1960 году на книжных полках магазинов появилась брошюра «Джаз», к слову сказать, молниеносно раскупленная, мало кто предполагал, что ее основной автор В. Фейертаг сменит перо на микрофон, но никогда не изменит основному делу – популяризации джаза. У малодушного же человека могли бы опуститься руки: газета «Советская культура» взяла новую публикацию в штыки, откликнувшись на нее ядовитым памфлетом «Энциклопедия джаза».

Автор напоминает, что до выпуска брошюры Фейертаг не один год потрудился в качестве руководителя большого свингового состава, столкнувшись на практике со многими из наболевших проблем джаза. Поэтому за лаконичными строками книги Терпиловский почувствовал «тонкое знание предмета».

«…Вскоре Фейертаг осознал, что концертная деятельность сама по себе еще далеко не тот вклад в искусство, на который он способен. В нем заговорил профессиональный филолог: хорошо отточенное в университете искусство элоквенции позволило ему уверенно выйти на просцениум для ведения бесед о джазовой музыке».

Термин «элоквенция» («красноречие»), употребленный автором, способен напомнить нам, что пишущий это принадлежит к поколению интеллигенции, которое хоть и было обучено в трудовых школах и вузах первых советских лет, но «породу не скрыть», как писал классик.