Владимир Гладышев - ТерпИлиада. Жизнь и творчество Генриха Терпиловского

Круг знакомых, коллег у Фейертага с Терпиловским был, конечно, общий. Сначала партнером Владимира был Иосиф Вайнштейн. К середине 1960-х оркестр Вайнштейна находился в стадии расцвета. Достаточно вспомнить, что за роялем сидел Д. Голощекин, на альте-саксофоне играл Г. Гольштейн, на трубе – К. Носов. Это имена европейского класса.

Вскоре число ленинградских оркестров и ансамблей, вовлеченных в орбиту деятельности Фейертага как популяризатора, увеличилось. Лектор выступал уже не только в Ленинграде: его охотно приглашали для совместных выступлений джазисты Вильнюса, Таллина и, наконец, столичный биг-бэнд Олега Лундстрема.

Н. Г. Минх начинал свою музыкальную карьеру в 1930-е годы. Поэтому вполне можно понять его взволнованную реакцию на очерки истории русской советской эстрады, опубликованные В. Фейертагом. В своих заметках для редакции сборника о советском джазе Минх, в частности, обрушился на автора очерков за его заключение. Тот считал, что разрозненные усилия многих руководителей и аранжировщиков, стремившихся выработать советский инструментальный джазовый почерк, не могли дать какого-либо эффекта.

«…С этим утверждением невозможно согласиться, – спорил Минх. – Оно противоречит всей практике нашего джаза тех лет, игнорирует то его качество, которое получило определение «песенный джаз»… Влияние песен и джаза было обоюдным…»

В самом деле, примеры тому – у всех на слуху и поныне. Это многие песни из кинофильмов, вошедшие в репертуар Л. Утесова. Это песня Л. Книппера «Полюшко-поле», которая получила известность и исполняется поныне не как хоровой эпизод его забытой Четвертой симфонии, а как концертный номер утесовского джаза. И так далее.

Весьма решительно не соглашается Н. Г. Минх с молодым (тогда) критиком в оценке первых лет советского джаза:

«…В. Фейертаг справедливо отмечает, что «Джаз-капелла»… стала первой творческой лабораторией джаза». Однако, говоря о репертуаре этого оркестра, он упускает из виду такие интересные пьесы Г. Ландсберга и Г. Терпиловского, как «Сюиту на темы гражданской войны», «Пионерскую затею», «Наш паровоз» и некоторые другие. Вероятно, с позиций сегодняшнего дня эти сочинения могут показаться наивными и несовершенными, но для своего времени они были достаточно убедительными…»

Данный тезис важен для нас тем, что здесь появляются названия произведений, не известных нам, их не упоминает и Терпиловский. Судя по всему, те сочинения были подвергнуты переоценке самим автором. Через строгий авторский суд прошли и большинство из двухсот песен, кантат, инструментальных пьес, написанных Терпиловским для джазовых и эстрадных составов.

У него есть, к примеру, песни о Грозном, Чарджоу, о Перми (на слова В. Радкевича) – у них та же судьба: если и услышим, то, видимо, только в передаче «Встреча с песней». Более того, в списке крупных произведений, составленном Г. Р. собственноручно (см. Приложение) , не упоминает автор и свои оперетты «Девушка-гусар» и «Я вам пишу», написанные во время войны. Тем самым взыскательный автор как бы говорит: гордиться нечем. Но для истории джаза это важно. Кроме того, в тех сочинениях есть ценные открытия, находки, темы, которые, кстати, были успешно использованы автором в других сочинениях.

В своем ободряющем очерке, посвященном В. Фейертагу, Г. Р. Терпиловский подчеркивает: «Но основная заслуга его именно в том, что он не приходит «на готовенькое», а сам изобретает и внедряет новые формы общения с аудиторией приверженцев легкой музыки». Касаясь расхождений во мнениях, рецензент разводит «дуэлянтов» по разным углам дискуссии:

«Главный упрек, адресованный музыкальной критикой первому печатному труду Фейертага, сводился к тому, что в нем имелся явный перекос в сторону Запада. Автор сделал для себя соответствующие выводы и знакомит слушателей своих циклов (наряду с хрестоматийными представлениями о синкопированной музыке США) с историей русского джаза и с творческими портретами советских музыкантов. Имена многих из них, благодаря очеркам Фейертага, стали известны читателям журналов ГДР, ФРГ.

Владимир Фейертаг (справа) и Аркадий Котлярский

Можно без приукрашивания сказать, что климат, благоприятствующий джазу в Ленинграде, бывшем когда-то колыбелью советской джазовой музыки, во многом обязан своим возрождением организаторским, ораторским и публицистическим способностям неутомимого Фейертага…»

На заключительном вечере пермского фестиваля «Джаз-лихорадка-2006» В. Фейертаг сказал:

– Время очень изменилось. Ныне высокой государственной награды удостаивают даже такое искусство, как джаз (Госпремия 2006 года была присуждена известному джазмену Игорю Бутману). Вот и наш фестиваль посвящается памяти дорогого для меня Генриха Терпиловского. В том, что мы объявлены культурной столицей Поволжья – видите, я уже начал говорить, как пермяк, «мы», – есть, смею надеяться, и вклад Генриха Романовича. А венгерский город Печ, который представляет здесь группа SIX FOR YOU, объявлен культурной столицей Европы.

Границы мира раздвигаются, и музыка нас объединяет…

На фестивальной программке друг и ученик Терпиловского написал:

«Спасибо! Джаз всегда будет с Вами».

Генрих Романович Терпиловский, один из основателей советского (российского) джаза, был разносторонне одаренной натурой. После кончины композитора в его архиве обнаружилось немало литературных творений, в том числе стихов, созданных им в лагерный период. Несомненно, художественные произведения Г. Терпиловского заслуживают внимания исследователей.

Нас с Колбасьевым сблизил джаз. Он буквально послужил мне пропуском в его дом, а жили мы по соседству: я – на Литейном, 29, Адамыч – на Моховой, 18. Страшно подумать: мы тем не менее могли бы никогда не встретиться, и столько раз исхоженная тропа дружбы между нашими домами так бы и не образовалась, если б не один пустяк.

В середине 1929 года я написал свой первый опус «Джаз-лихорадку» и отвез нотную рукопись дирижеру и основателю Ленджаз-капеллы Г. В. Ландсбергу. К моему приятному удивлению, ноты были благосклонно приняты и вскоре запущены в работу. На одной из репетиций, состоявшейся, как сейчас помню, в помещении ЦДИ, Ландсберг подвел меня представить человеку постарше меня возрастом, офицерской выправки, с проницательным взглядом. Им и оказался писатель-маринист, друг нашего жанра Сергей Адамович Колбасьев, о котором уже при жизни ходили легенды как о непревзойденном знатоке радио (неудивительно: на флоте он был флаг-офицером связи) и счастливом обладателе коллекций джазовых пластинок, постоянно пополняемой им (а вот это тогда было удивительно!).