Василий Емельянов - О времени, о товарищах, о себе

Все это теперь совершенно не так, но в начале тридцатых годов хороших дорог на Урале действительно было лгало, и на заводах держали лошадей.

Челябинск в тридцатых годах находился в процессе интенсивного роста. Здесь создавалось одновременно много новых для нашей страны производств. Строились заводы — тракторный, цинковый, завод абразивных материалов и другие. Планировалось дальнейшее строительство.

В город съезжались со всех концов страны специалисты — инженеры, техники, мастера и квалифицированные рабочие. Здесь, в Челябинске, позже был построен трубный завод. Это металлурги Челябинского трубного уже в шестидесятых годах на отказ некоторых правительств Европы продавать Советскому Союзу трубы большого диаметра с достоинством заявили: «Не хотите и не надо — мы сами все сделаем». И сделали.

Южный Урал — богатый край, богатый и природными ресурсами, и людьми. Я часто вспоминал здесь один разговор с инженером на заводе Рохлинга в Фольклингене.

— Когда студенты сдавали экзамены по геологии рудных месторождений, — рассказывал инженер, — и не могли ответить профессору, где находятся месторождения того или иного полезного минерала, они обычно говорили: месторождение этого минерала находится на Урале. Они знали, что не ошибутся.

Дело дошло до того, что профессор на экзаменах изменил форму вопроса. Он стал спрашивать: «Кроме Урала, где еще находятся аналогичные месторождения?»

Да, здесь, на Южном Урале, было все.

А геологические разведки открывали все новые сокровища. И не только минералы. Огромные лесные массивы с могучими соснами, богатые черноземы. Здесь, на этих почвах вызревали обильные урожаи хлебов.

А сколько здесь дичи! У самого Челябинска на озерах гнездились утки всех видов, леса и степи кишели белыми и серыми куропатками, а в сторону Магнитогорска в изобилии встречались дикие козы и дрофы. На рынках Челябинска было много мяса и дичи. Здесь все были охотниками. Даже рыболовством не так увлекались, хотя в реках Урала немало рыбы.

Охота и поиски золота — две страсти, которые отнимали у многих все свободное время. Каждый рабочий на заводе был или охотником, или старателем. Иногда рано утром и я выходил на берег озера с мелкокалиберной винтовкой и стрелял куликов. Здесь их было великое множество, но кулик не считался в этих местах дичью.

— Кулик — это баловство, — говорили мне уральцы.

Вот только с овощами было неладно. Их здесь не выращивали. Как-то мы вместе с директором завода направились из Челябинска в Кыштым и решили зайти в столовую дообедать. Вообще я не приверженец вегетарианской пищи, но на этот раз, не известно почему, на вопрос официанта: «Что будете кушать?» — в свою очередь спросил:

— А у вас есть что-нибудь вегетарианское?

— У нас ничего, кроме пельменей, вегетарианского нет.

«Даже пельмени относят на Урале к вегетарианской кухне», — подумал я.

…В этих местах зародилась русская металлургия. Впервые, насколько об этом можно судить по опубликованным исследованиям, в доменных печах ферромарганец выплавили французы на заводе Терре-Нуар вблизи Лиона. Это было в 1861 году. А уже через год уральские металлурги начали доменную плавку ферромарганца.

На западе от Челябинска — в Златоусте Аносов производил знаменитую на весь мир булатную сталь для клинков.

Касли. Какое тонкое художественное литье возникло здесь! Я помню, как когда-то в Мюнхене в музее истории Техники я слышал восхищенный рассказ экскурсовода:

— А вот это изделие знаменитых каслинских заводов. Только один завод в мире изготовляет эти шедевры. Вы, может быть, думаете, это покрашенная бронза? Нет, нет, нет. Это чугун. Да, да, чугун! Кто бы мог предполагать, что из чугуна можно отлить такие изумительные вещи? Но там, на этом единственном в мире заводе, отливают из чугуна вот эти тонкие художественные изделия, — и я увидел в руках экскурсовода русскую тройку, отлитую в Каслях.

Когда я побывал там, то был поражен пониманием красоты и изящества, которое проявлялось повсюду. Резные наличники окон были подобны тонкому кружеву, обычная водосточная труба здесь была необычной — она заканчивалась носом утки или головой ящерицы, а верх самой тривиальной печной трубы был украшен раструбом чудесной лилии. Здесь понимали искусство и умели ценить его. Но край туго раскрывал свои богатства…

Так как я приехал на завод один, без семьи, мне было значительно удобнее жить на квартире для приезжих. Моим соседом оказался шведский инженер Стиг, о котором я уже упоминал. Он не знал русского языка и имел возможность говорить только с двумя заводскими инженерами, знавшими немного немецкий. Поэтому он был несказанно рад, когда узнал, что рядом с ним поселился человек, не только знающий немецкий язык, но и побывавший в Швеции. У нас сразу установились хорошие отношения.

В свободное от работы время Стиг ездил по уральским селам и делал зарисовки резных оконных наличников.

— Вы не представляете, каким богатством вы владеете. Ведь вы же обладаете уникальной коллекцией этого вида народного творчества.

Жизнь везде складывается из одних и тех же элементов — работы, отдыха, встреч с людьми, обсуждения с ними текущих событий и мелочей жизни. У нас было много разных забот и мало времени для отдыха и развлечений. Да к развлечениям и не тянуло, все были поглощены делами завода.

На заводе уже образовался хороший дружный коллектив.

Мы часто встречались, то выезжая вместе на охоту, то у кого-нибудь на даче. Дачный поселок завода состоял из деревянных изб, разобранных где-то в близлежащих селах и перевезенных в березовую рощу на берег озера Смолимо.

Когда я прибыл на завод, мне сразу же предложили приобрести охотничье ружье и резиновые сапоги.

— Здесь без этого нельзя, — уверял меня начальник отдела снабжения завода Воронов, — что же вы в свободное время делать будете?

На берегу озера Смолино я также получил дачу-избу. Дачный поселок был окружен высоким глухим забором, а у ворот стоял небольшой домик для сторожа. Сторож Макар каждое утро открывал ворота и выпускал машины и мотоциклы с заводскими инженерами, едущими на завод, а вечером вновь открывал их для возвращающихся с завода.

Делать ему целый день было абсолютно нечего, и он занимался тем, что сидел с женой и вздыхал о трудностях жизни.

— Да вы бы хоть огород, что ли, устроили, картошку, капусту, морковь посадили, — сказал я как-то ему.

— Да разве у нас здесь что-нибудь расти будет? Никто у нас этим делом никогда не занимался. Не растет. Холодно.

— А вы пробовали?

— И пробовать-то нечего — не уродится, весь и сказ. Да и что в них проку-то — в огурцах или капусте. Трава, она и есть трава, как ее ни называй.