Василий Добрынин - Что такое ППС? (Хроника смутного времени)

Чтобы изменить документ по умолчанию, отредактируйте файл "blank.fb2" вручную.

— Товарищ капитан, там Вас хотят видеть.

— Там, это где? Вот там? — Потемкин кивнул вопросительно, в сторону неба.

— Да что Вы, там… — спохватился сержант и рукой показал за окно. «Ничего себе, — хмыкнул он, — шутки!» И понял: не все пояснил, невнятно, а капитан так не любит. Однако терпения капитану не занимать:

— Сколько их? — уточнил он, — И с чем меня ждут?

— Да, один человек… Там, на улице ходит и ждет. Ни с чем, — уточнил сержант, — Говорит, что Лемешко, к Вам. Как, и что и какой вопрос, — не сказал. — Добавил, поколебавшись, — Не хочет…

— Не хочет? — не двинулся с места Потемкин.

— Ну, мне так показалось. Так, может, сказать, что Вас нет? На выезде?

— Не надо. Я выйду.

«С тем, — улыбнулся в сторонку сержант, — потолкуйте. Попробуйте так же поумничать с ним, как со мной!» Тот фигурой крутой был — без башни! Он тут почудил. Телевизор в Россию вез, к теще. Бывает. Везут люди, всегда, что-нибудь. Одни то, а другие это. А третьи фильтруют. Граница — явление новое. Только граница — запреты, везде и всегда. А народ не привык. А там, где запреты, проблемы найдутся. Нашлись: телевизор Лемешко повез без лицензии. А без нее — выпускать за границу товар, не велит закон.

— Значит, что же, — никак? — переспросил Лемешко.

— Вам все объяснили. Езжайте в Донецк, оформляйте лицензию. Нам отдадите — и нет проблем, везите.

— 150 она стоит. Берите их вы. У меня же есть. Берите, и — разойдемся.

— Взяли бы, да не имеем права!

— Да, что же, ребята, — никак?

— Нет. Никак!

— Ах, вот так! И не надо. Я понял. Я классно вас понял! Никак, это значит вот так!!!

И — через край багажника на крыше «Жигулей», новый еще «в целлофане», телевизор, слетел на асфальт.

«Вот это да!» — волною, тихий стон прошел в рядах очевидцев.

— Теперь — переступив через обломки, вопросил бунтарь, — имею право ехать?

— Да, — стало всем неловко, — К Вам — никаких претензий нет. Езжайте!

Бунтарь дико сверкнул глазами и, не прощаясь, хлопнул дверцей. Взревел мотор.

Обломки телевизора, — несчастного, из перечня товаров, запрещенных к вывозу, остались, памятью колючей на асфальте. И долго, пластик, дерево, стекло, металл — осколками врезаясь в шины, — уезжали прочь в чужих колесах. И попадали в запрещенные края, развеивались прахом, и ложились там в асфальт, как в вечность.

«Не мед, — вздохнул сержант, — Потемкину с таким общаться. Главное — зачем? Сказали б — нет, на происшествие уехал опер…»

— Товарищ капитан, не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, Лемешко. Добрый день.

— Взаимно, добрый! Две минуты, я хочу поговорить с Вами, спокойно. Можем?

— Две? Спокойно? — дружелюбно уточнил Потемкин, — Хватит ли Вам двух минут?

— Спасибо. Лучше двадцать? И, не здесь — в кафе?

— Да, двадцать минут есть... — Лемешко сразу оценил, что собеседник сух, немногословен.

— А, ничего у вас тут, тихо, — оценил Лемешко, — может, пива, коньячку? Чего-нибудь хотите? Я не прочь. И пообедал бы. А Вы, — погоны жестом показал он, — Вы не в форме. Значит можно?

— За Ваш счет?

— Конечно!

— В знак мировой?

Лемешко чуточку смутился, — Мировой? Да у нас не было войны. И никакой вины своей, я здесь не вижу. Стыдно — это есть. Конечно. Цирк!: Убил, как Тарас Бульба, — собственной рукой, свой телевизор. Дефицит… Смешно. Дешевый цирк — что этим доказал? Кому? Но стыдно мне! А почему? Да, почему же мне?

— Я должен объяснить?

— А, почему бы нет?

— Денис Евгеньевич… Я верно говорю?.

— Да, — Лемешко удивления не спрятал, — а Вы запомнили меня. Значит, достал!

— Да, но не надолго я запомнил. Скоро бы забыл.

— Ну, да, — кто я такой?

— Денис Евгеньевич, наверняка не это вы спросить хотели?

— Ближе к делу?

— Да, давайте ближе.

— Что закажем?

— Кофе.

— Хорошо.

Лемешко заказал два кофе.

— Вы знаете, я взятку хотел дать?

— Не знаю. Но, бывает, есть такой порок. Кого виним? Того, кто дал? Или того, кто взял?

— Ну а кого винить? Кого винить? Я, как гражданин прекрасно понимаю: есть теперь границы, есть Держава. Защищаем. Чтобы добро не растащили. Меры по защите потребительского рынка! Понимаю, совесть есть. Но, телевизор в Курск — не с целью оскудить Державу и нажиться; не в качестве товара, — а в подарок теще вез Я, человек нормальный, с уважением к закону — в облисполком. В инстанцию, которая должна оформить вывоз. «Семья копила средства на подарок. Загодя приобрели, могу теперь я отвезти его в Курск, теще? А то, — посетовал им, — слышал я, запрещено, по новым правилам, вообще все вывозить? И на границе, слышал, у меня проблемы будут…» Видите, как я? А мне: «Во-первых, — правила — в игре. А здесь Закон, мы — его слуги! Путать, все-таки, не надо. Второе: не запрещено, введен порядок оформления и квоты. Разницу поймали?» Я устыдился: «Да, поймал. Диктуйте, что я должен?» «В 501 кабинет. Там сверятся по квотам. Если есть, — лицензию оформят. Оплатите 150 рублей. И тех же телевизоров, хоть штук сто пятьдесят — везите! Лицензия — Ваш документ на вывоз. Ясно?»

«Рубин»? — переспросили в 501-м, — Цветной? Жаль. Если цветной — не можем!» «Но, ваш начальник…» «Да, все так, но — квоты! Понимаете, есть квоты. А их, по телевизорам, цветным, жаль, наша область исчерпала. Такие же как Вы, повывозили. В неделю по пять тысяч, караул! Пораньше бы…» Я — к шефу. «Что ж, — развел он руки, — Вам отвечал специалист, он ситуацией владеет. Квота… Раз уж ее нет, — мы не имеем права…». «А без лицензии поеду, что мне будет?» «Вам — ничего. Вас выпустят, а телевизор — извините, нет!»

Я умолять готов был. Мне в ответ: «Хотите, чтобы я закон нарушил?» Тупик! Я денег дать готов был. Я созрел. Никак! «Нет. Нарушать закон? Зачем?» Я, жалкий человек, хотел бы их понять… Вот так, по совести, товарищ капитан, хотел. Боролся. А в итоге? Я проехал, а «Рубин» — вот этими руками об асфальт!

Потемкин вежливо кивнул.

— Спасибо, что не посмеялись. Ну, а толку? Что с того? Я правду Вам хотел бы показать, по самой сути. А потом спросить. За это ничего не будет?

— Нет. Ничего не будет.

— Слава богу, кончилась НКВДэшная эпоха. Говорить хоть можно. А Вы знаете, что было дальше у меня? Вы не поверите. Все — хэппи энд!