Эрнест Генри Шеклтон - В сердце Антарктики

Ингленду я твердо обещал, что отправлю его на север, когда запас угля «Нимрода» сократится до 92 тонн. По опыту нашей прежней экспедиции крайним сроком, до которого судно могло оставаться здесь, был конец февраля. Около этого времени в проливе начинает образовываться новый лед, который может составить серьезное препятствие для выхода судна из моря Росса. Позднейшие наблюдения над ледовыми условиями в проливе Мак-Мёрдо показали, что судно с более сильной машиной могло бы пройти на север и позднее, возможно даже зимой, так как все время в непосредственной близости от нас было открытое море.

В 14 часов «Нимрод» подошел опять к мысу Флагштока, чтобы начать выгрузку. Я решил, что теперь можно уже выгружать и инструменты, требующие более осторожного обращения, научные приборы, хронометры и все личное снаряжение. Члены экспедиции, находившиеся на борту, сами занялись выгрузкой этого ценного имущества с судна на вельбот, который отправился в Переднюю бухту. Дэй, Уайлд, Адамс и Маршалл, бывшие на берегу, явились теперь на судно, чтобы собрать свои вещи и написать письма домой. Макинтош и плотник оставались на берегу, последний все еще возился с постройкой дома, быстро приближавшейся к концу. После полудня мы продолжали выгружать уголь в Передней бухте, которая теперь опять освободилась от льда, и все наше внимание было всецело направлено на это дело.

Около 17 часов 18 февраля пошел снег, поднялся легкий северный ветер. Временами шлюпку было плохо видно с судна, поэтому команда ее получила инструкцию всякий раз пережидать у берега, пока не пронесется снежный шквал и судно не сделается опять ясно видным. В 18 часов, как раз когда шлюпка пришла за следующим грузом, ветер вдруг переменился на юго-восточный и значительно усилился. Вельбот тут же подняли на палубу, «Нимрод» отошел от берега, миновав несколько огромных льдин. Об одну из них он ударился винтом, но, к счастью, без дурных последствий. Уже через каких-нибудь полчаса завывала ужасающая буря, и все признаки земли как на востоке, так и на западе исчезли из-за сильнейшей метели.

Я находился в это время на судне. Мы пошли на юг по направлению к кромке неподвижного льда, но «Нимрод» плохо подвигался вперед против сильного ветра и коротких высоких волн. Чтобы сберечь уголь, я решил дать машине слабый ход, стараясь по мере возможности сохранить наше прежнее положение в проливе, хотя, конечно, нас должно было отнести несколько к северу.

Всю ночь яростно бушевала буря, скорость порывов ветра достигала временами не меньше ста шестидесяти километров в час. Ветром срывало верхушки волн. Брызги летели на палубу, на мачты и снасти судна и моментально замерзали, борта судна были также покрыты толстым слоем льда.

Скоро все ящики и сани, лежащие на палубе, тоже покрылись толстым ледяным слоем; температура упала ниже —32° С. Харборд, стоявший на вахте, приложил свисток к губам, чтобы вызвать команду, и вдруг почувствовал, что металл свистка прилип к губам, таково было действие низкой температуры. Большую часть ночи я провел на мостике в надежде, что буря уляжется. Надежда эта не оправдалась, и в 8 часов на следующее утро 19 февраля буря свирепствовала еще сильнее. В утренние часы температура достигала —26,7° С, а затем держалась все время ниже —24,5° С. Судно испытывало сильнейшую качку, но, если принять во внимание состояние моря, а также малую осадку судна, оно все же обнаруживало большую остойчивость. До некоторой степени это зависело от того, что грот-мачта была укорочена. На руле приходилось держать все время двух человек – рулевая лопасть сильно выставлялась из воды, и руль получал такие удары волн, что когда у штурвала оказался только один матрос, он от удара волны перелетел через рулевые цепи к самому борту судна. Временами наступало короткое затишье, волны не так часто били в руль. В результате рулевое управление оказалось сплошь забитым льдом и совершенно перестало действовать. Чтобы как-нибудь поправить дело, рулевым приходилось постоянно вращать штурвал и класть руль то на правый, то на левый борт. Но при всех их стараниях рулевое управление продолжало обмерзать; все время кому-нибудь из команды приходилось стоять рядом и скалывать лед длинным железным ломом. Пурга слепила глаза, было совершенно невозможно различить что-либо в нескольких метрах от судна; вдруг совсем близко от наветренного борта «Нимрода» вынырнул огромный айсберг. К счастью, руль в это время оказался в порядке, судно послушалось, и столкновение было предупреждено.

В течение суток 20 февраля, а также и на следующий день и ночью 21-го буря продолжала свирепствовать. Случалось, что пурга на время прекращалась, и тогда мы видели в тумане скалистые горы то с восточной, то с западной стороны. Верхушки покрывали снеговые облака и поэтому совершенно невозможно было точно установить, где мы находимся. Нам с судном все время приходилось разворачиваться, описывать круги, чтобы ветер был то с кормы, то с носа, таким способом мы кое-как могли еще держаться на месте. Лавировать во время бури было невозможно. Около полуночи 21 февраля, когда мы производили один из таких поворотов, во время которых «Нимрод» всякий раз сильно качало, судно сильно зачерпнуло бортом. Вода, попавшая на палубу, не могла стечь – все шпигаты замерзли. Она стала замерзать на палубе, где и без того уже был слой льда толщиной более фута. Такое увеличение груза могло лишить судно управления. Канаты, также покрытые льдом, могли смерзнуться в сплошную ледяную массу. Пришлось принять самые решительные меры и прорубить в фальшборте отверстия, чтобы дать воде сбежать.

В носовой части корабля это было уже сделано во время тех штормов, которые мы ранее испытывали, но так как кормовая часть трюма была больше нагружена, большая часть воды собралась в середине судна и на корме. Прорубать такие отверстия оказалось, однако, гораздо труднее, чем мы это себе представляли, и Дэвис с Харбордом смогли проделать это в результате сильнейшего напряжения. Надо было видеть, как Харборд висел на правом борту «Нимрода» вниз головой (в то время как его держали за ноги) и наносил удары тяжелым топором. Дэвис благодаря своим длинным ногам перегибался пополам через левый борт без чужой помощи и с ожесточением делал то же самое. Причем все это происходило при сильном морозе.

Между прочим, ночью, когда судно подошло к восточному берегу острова Росса, мы встретили поверхность моря, покрытую толстым слоем желтовато-коричневой пены. Это обусловливалось массами снега, снесенными ветром в море с горных склонов, и, надо сказать, пена до некоторой степени умеряла волну. Если бы не эта неожиданная защита, мы, наверное, потеряли бы нашу шлюпку с правого борта, которая не была как следует закреплена.