Владимир Голяховский - Это Америка

— Ах ты врунья! Спасибо тебе, — он обнял ее и поинтересовался: — А что на обед?

Моня распоряжался в отеле «Плаза» как у себя дома. Они вселились в большой трехкомнатный номер «люкс», у Саши с Надюшей был номер рядом, из двух комнат. В гостиную Мони внесли багаж, один чемодан был особенно большой. Лиля подумала: «Неужели Римка притащила с собой все свои туалеты?»

Моня заказал напитки и закуски:

— Посидим, поговорим своим кругом. Помнишь, Лилька, как перед отъездом в Америку ты жаловалась мне: «В Москве чемоданов нет»? Я достал тебе то, что надо. Тут у меня особый чемодан, а в нем тоже что-то особое.

В чемодане лежало старое потертое кавалерийское седло Павла Берга.

— Авочка очень просила передать Алеше и тебе в подарок. Говорила: «Я умру, и никому это седло не будет ничего рассказывать, а Алешеньке с Лилей оно останется на радость, как память».

Лиля трогала седло и заливалась слезами:

— Папино седло… седло командира полка…

У Алеши тоже стояли в глазах слезы:

— Вернулось ко мне седло Павлика… Ну, Монька, такое чудо только ты можешь сотворить.

Августа прислала написанное дрожащим почерком письмо — поздравление, ордена своих двух мужей и подборку рукописей детских стихов Алеши, перевязанную лентой. Было видно, что Августа собралась прощаться. Надюша говорила о ней с большой любовью:

— Она старенькая и слабенькая, но такая чудесная, добрая, умная. Я ее очень люблю.

Девушки пошли погулять по Пятой авеню, Римма разговорилась с Лилей в спальне, а 80–летний Саша говорил Алеше:

— Мне обязательно надо связаться с моим давним спасителем — писателем Куртом Воннегутом. Это он спас меня в феврале 1945 года в Дрездене, когда меня собрались вешать гестаповцы. После бомбежки он нашел меня под обломками виселицы и отвез в американский госпиталь. — Он вспоминал свое героическое прошлое [146] Эпизод казни Саши Фисатова и спасения его жизни Куртом Воннегутом описаны во 2–м томе «Чаша страдания». .

— Хорошо, Саша, я понимаю, как тебе это важно, и постараюсь разыскать его.

Моня с горечью рассказывал, как плохи дела в России.

— К сожалению, мудрость приходит к нам в то же время, когда наступает маразм. Всё, всё изменилось. Усраться можно, что творит этот мудак Ельцин! Выбрали его президентом на второй срок, и теперь он каждые две недели меняет правительство, чтобы сваливать вину за все на них. Недавно он публично обещал, что не будет девальвации рубля, а через три дня девальвировал в четыре раза. Ты представляешь, к чему это привело? Люди обнищали, и кто только может бежит из России. Но наши и тут не теряются. Командует всем главный олигарх из евреев, прохиндей Берцовский. Как говорил Губерман:

Вот это именно «неуемное прохиндейство» у таких личностей, как Берцовский. А теперь в Кремле замаячил какой-то никому не известный подполковник КГБ, Пусин, что ли…

Через три дня праздновали Алешин юбилей.

Лиля настояла:

— Надо позвать всех близких. Может, это в последний раз.

В банкетном зале «Плазы» поставили большой длинный стол. Вел праздник Моня.

— Друзья, не знаю, каково становиться американцем. Наверное, очень трудно. Но еще трудней стать американцем и одновременно остаться русским. А вот Алеше это удалось. Он написал замечательный русский роман «Еврейская сага». Потому что на самом деле это роман о судьбах всех людей в России. А за Алешиным успехом, конечно, стоит Лиля. Они во всем нераздельно вместе, как сиамские близнецы. Так что выпьем за Алешу и Лилю вместе.

После поздравлений он сказал Алеше:

— Итак, тебе семьдесят. А ведь я знал тебя мальчиком, школьником. Ты показал мне свои стихи, и я понял, что ты талант. Прочти нам, что ты написал к своему юбилею.

И Алеша прочёл:

Все засмеялись, а Моня даже выразил поддержку основным тезисам, впрочем довольно умеренную:

— А что, может, наш поэт прав — действительно таких стариков, как мы, следует давить, особенно если они изъявляют такое желание?

На следующий день московских гостей повезли осматривать новый Лешкин дом и показывать им жизнь американского пригорода. Белый двухэтажный дом красиво возвышался в общем ряду новеньких построек поселка Шугар Лоуф, в 100 км от Нью — Йорка. На первом этаже три большие комнаты и открытая кухня с зоной для завтрака. На втором этаже большая спальня для хозяев, три небольшие спальни для детей и большая игровая комната. Внизу цокольный этаж и подвал, и в пристройке — гараж на две машины. Лешка с удовольствием водил гостей по дому, говорил:

— Это у меня house warming party , традиционное знакомство с новым домом.

Моня всем интересовался, а Саша Фисатов, по — стариковски кивая головой, с интересом смотрел на Лешку, которого помнил с трех лет. Барбара была очень любезна, улыбалась, показывала детей. Дети смутились из-за наплыва гостей и от растерянности вели себя тихо.

Закончив показ, Лешка устроил на заднем дворе дома традиционное американское барбекю.

Римма отвела Лилю в сторонку и поделилась впечатлениями:

— Я тебе позавидовала: у тебя сын, внуки — продолжение твоей жизни. И не переживай ты так, он производит очень хорошее впечатление. Ты расстраивалась, что он не стал доктором, но с вашей помощью у него получилась устроенная жизнь — семья, работа, дом. Чего еще надо? И жена, и дети тоже производят очень хорошее впечатление.

Лиля улыбалась, ей было приятно слышать такие слова от подруги.

Очень трогательной была встреча Саши Фисатова с Куртом Воннегутом. Алеша переводил им. Они обнялись, а потом долго всматривались друг в друга — ведь прошло 53 года с тех пор, как Курт нашел умирающего Сашу в разбомбленном Дрездене. Саша плакал от радости: