Владимир Голяховский - Это Америка

— Мам, я обязательно куплю себе что-нибудь такое.

Любители верховой езды проезжали по выделенным для них аллеям, а по основным аллеям шагом ехали красивые повозки с любителями покататься. Тут же на террасах ресторанов сидели веселые компании. А на горизонте, как кайма парка, выстроились небоскребы Нью — Йорка.

Это казалось странным: посреди громадного города — такой великолепный уголок природы. При этом нигде не было видно пьяных (привычная деталь московского пейзажа) и полицейских.

Лиля с Лешей влюбились в этот оазис с первого взгляда Вернувшись в гостиницу, они увидели Берла и принялись расхваливать парк.

Берл улыбался и поддакивал:

— Так — так. Этот парк называется Центральный. Только не надо ходить туда в темное время суток, это опасно. Ночью там много бандитов.

Лиля слушала и думала о том, сколько же в этой жизни противоречий. Да, это Америка. И этой Америки она боялась…

На следующий день надо было ехать в офис NAYANА. Эта частная еврейская организация давала эмигрантам старт в новую жизнь [29] НАЯНА была организована в 1949 году для помощи жертвам Холокоста, приехавшим в Америку после Второй мировой войны. В 1960–е годы эта организация помогала обустройству еврейских беженцев из Румынии, Греции, Венгрии и Египта, а потом и из Чехословакии, Польши и Кубы. С началом массовой эмиграции русских евреев в 1970–е годы НАЯНА полностью переключилась на них. Она существовала на пожертвования состоятельных евреев, в активные годы ее бюджет достигал $90 миллионов, она помогла 500 тысячам эмигрантов. .

Что-то им там скажут, как примут, чем помогут?.. Лиля надела любимый голубой костюм — для удачи, и они спустились в холл. Берл, как обычно, стоял там в компании постояльцев и улыбаясь сказал:

— Так — так, вы выглядываете совсем как молодцы.

Лили спросила, как им ехать.

— А, это, знаете, на Union Square, туда надо брать bus номер семь. Я провожаю вас до остановки.

Идти по 91–й улице нужно было всего два квартала. На углу Амстердам — авеню стояло фундаментальное 15–этажное здание из кирпича. Лиле бросились в глаза красивые двери, выбитая над подъездом надпись Mirabeau («Мирабо») и темно — зеленое canopy (навес) на бронзовых подпорках. У дверей, как обычно, стоял швейцар в фуражке с галунами. Он поздоровался с Берлом как со старым знакомым. Лиля спросила:

— Что это за здание, почему оно называется Мирабо?

— А, это, знаете, residential building — многоквартирный жилой дом. Он так называется, потому что всем большим домам в Манхэттене хозяева дают имена.

Лиле запомнилось большое солидное здание [30] У нее не возникло тогда и предчувствия, что она проживет в этом доме всю остальную жизнь. . За ним стоял ряд пятиэтажных узких домов красивой архитектуры.

— Эти называют brownstone — дома из бурого песчаника, они все коричневые. Это такие дома начала века для семьи среднего достатка.

— Целый дом в пять этажей для одной семьи?

— Так — так. Раньше такие дома были для одна семья. Их строили вверх, чтобы меньше налог платить. Теперь на каждой этаже живет по одна семья.

На углу Коламбус — авеню, у автобусной остановки, Берл подробно объяснил, как ехать, дал им металлические жетоны для городского транспорта, по пятьдесят центов, и ни за что не хотел брать деньги. Подошел автобус № 7, Берл помахал им рукой:

— Так — так. Имейте счастливого пути!

Приехав на Юнион Сквер, Лиля с Лешкой увидели высокие здания по 30–40 этажей, а вдалеке виднелись небоскребы делового центра. За ними возвышались две стройные светлые башни World Trade Center — Мирового центра торговли, по 110 этажей.

До встречи оставалось время, и они решили пройтись по ближайшей 17–й улице. На углу 2–й авеню шла активная стройка. Лешка засмотрелся.

— Мам, интересно в Америке строят: идет стройка, а движение на улице не перекрывают.

— Да, любопытно, что это такое строится? — ответила Лиля [31] Это было строительство больницы, в которой Лиля потом проработает 15 лет. .

В большом зале НАЯНЫ проходило orientation — ознакомительное собрание для эмигрантов, около сотни человек из разных гостиниц; был организован фуршет, а зал украсили флагами Америки и Израиля.

Форма приема для всех была внове, люди сгрудились в одном месте, были напряжены, не знали, сколько брать еды на тарелку: одни накладывали побольше, другие — робко. Часовщик Капусткер ворчал:

— Что это такое, как они нас принимают?! Даже присесть негде.

А его жена хмуро добавила:

— Бумажную посуду дают. Видели бы они, какой у меня был сервиз в Харькове.

Сотрудники ходили среди толпы и заговаривали с людьми по — английски, но никто не мог им ответить. Неожиданно Лиля увидала среди сотрудников свою соученицу по школе большеглазую Лорочку Жмуркину. Последний раз они виделись в Москве возле здания ОВИРа, когда Лиля подавала заявление на отъезд в Израиль. Лорочка похудела, выглядела бледной и замученной.

— Лорочка!

— Лиля!

Они кинулись друг к другу.

— Что ты тут делаешь?

— Подрабатываю внештатной переводчицей. А вы только приехали? Поздравляю.

— Ты хорошо знаешь английский?

— Не очень, я ведь не доучилась. Но для простых переводов достаточно.

— А как ты вообще устроилась здесь, дорогая?

Лорочка состроила грустную гримаску:

— Плохо, плохо устроилась. Муж мой так и не приехал, обманул нас с дочкой, женился в Москве на другой. Я хватаюсь за любую работу, чтобы нам с Нинютой как-то просуществовать. Сначала мыла полы и подъезды в богатых домах, работала cleaning-woman, уборщицей. Потом устроилась работать в качестве home attendant.

— Что это такое?

— Домработница: помогаю старикам — эмигрантам, убираю у них квартиры, покупаю продукты, готовлю, вывожу гулять. Ужасная работа, платят мало, но дают медицинскую страховку на меня и дочку… — И с гордостью добавила: — Зато моя Нинюта учится в музыкальной школе Juilliard («Джульярд») — самой лучшей.

Лиля вспомнила, какая Лорочка всегда была неприспособленная идеалистка, и расстроилась из-за подруги.

В это время объявили, что начинается выступление вицепрезидента НАЯНЫ. Лорочка еще раз улыбнулась и успела шепнуть:

— После увидимся, я тебе все расскажу.

Вице — президент, пожилой, коренастый, не по возрасту подвижный человек, единственный из сотрудников говорил по — русски, хоть и с сильным акцентом. Выступал он патетично, много и сильно жестикулируя:

— Welcome to America! Welcome to New York! НАЯНА приветствует вас. Я сам из плеяды еврейских эмигрантов, уехал из России в Европу молодым, в 20–е годы.

Он рассказывал много важного и практического. Сказанное им вселяло оптимизм. Лиле особенно запомнилось окончание его речи. Он говорил проникновенно, с пафосом: