Юрий Фельштинский - Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1929–1932

Суд постановил, однако, расширить рамки процесса. Я, со своей стороны, могу только приветствовать это, уже потому хотя бы, что это укрепляет мою позицию в процессе. Но вместе с тем я смею думать, что при нынешней постановке вопроса, не ограничивающейся формальными моментами, но входящей в обсуждение политической основы конфликта, суд должен иметь возможность выслушать меня лично, и германское правительство не может мне отказать в праве предстать перед германским судом для предъявления объяснений, неразрывно связанных со всей моей политической деятельностью.

6 февраля 1931 г.

Многоуважаемый господин доктор Франкфуртер!

В дополнение к моему письму от 6/II [480]считаю необходимым привести нижеследующие сообщения и данные.

Трудность задачи исторической экспертизы на суде состоит в данном случае в том, что приходится доказывать отрицательное обстоятельство, т. е. что такой-то факт не имел и не мог иметь места. Современный естествоиспытатель попал бы в очень затруднительное положение, если бы ему пришлось доказывать, что ведьм на свете не существует. В плоскости политической тайная связь большевиков с правительством Гогенцоллерна и штабом Людендорфа является — по крайней мере, для того, кто владеет всеми элементами вопроса, — не менее грубой фантастикой, чем участие нечистых духов в физических процессах. Суеверия опровергаются надежно лишь положительным изучением природы. Клевета относительно большевиков может быть полностью опровергнута лишь изучением истории большевизма и русской революции.

Я надеюсь в течение ближайших двух недель прислать в ваше распоряжение главу своей новой книги «История русской революции», — главу, которая анализирует условия возникновения клеветы и характеризует главных ее участников. Рассказать, как было дело, — значит в известной степени показать, как оно не могло быть.

Что касается изданных Шуманом мемуаров Керенского, то я позволяю себе сослаться на свою автобиографию, XXVI глава которой специально посвящена критике того варианта клеветы, который заключен в «Мемуарах» только что названного автора. В мой критический разбор, однако, вкралась фактическая ошибка, которую считаю необходимым здесь же исправить. Как показывают документы, воспроизведенные в советских изданиях, агент русской и немецкой контрразведки прапорщик Ермоленко, вопреки моему ошибочному утверждению, назвал в своих показаниях имена двух офицеров немецкой контрразведки, с которыми он вел переговоры и которые ему раскрыли будто бы роль Ленина: это капитаны генерального штаба Шидицкий и Люберс. В предшествующем письме я указывал на этих лиц как на желательных и притом очень ценных свидетелей.

Главная цель настоящего письма — сослаться на суждения трех иностранцев, из которых один был осторожным противником большевиков, а два других — непримиримыми врагами. Я имею в виду американского профессора Эдуарда Росса [481], чешского профессора, впоследствии президента Чехословацкой республики Масарика и французского посла Палеолога [482].

Американский профессор Эдуард Росс, посетивший Россию в 1917 г., выпустил книгу о русской революции в 1918 г. Росс счел необходимым выдвинуть в этой книге ряд соображений для проверки «гипотезы» о связи лидеров большевизма с германским штабом. Автор приходит к выводу, что никаких доказательств связи представлено не было; что Ленин и Троцкий — старые революционеры, жизнь которых можно проследить год за годом; что у Ленина есть такие-то и такие-то научные труды; что Троцкий возглавлял Петроградский совет с 1905 года; что Ленин и Троцкий в течение многих лет боролись с царизмом и буржуазией. «Было бы странно, — рассуждает Росс, — если бы люди после многих лет безбоязненной преданности своему делу, люди, недоступные угрозам и подкупам со стороны царских министров, вдруг попали бы под искушение немецкого золота» («Russia in Upheaval», by Edward Ross, Professor of Sociology, University of Wisconsin, New York, 1918, page 335). И наконец, — недоумевает Росс, — если допустить подкуп, как же никто из окружающих людей не заметил и не понял этого? Как же все остальные дали немецким агентам возможность совершить во главе народных масс величайший исторический переворот?

Эту постановку вопроса нельзя не признать убедительной.

Профессор Масарик имеет перед многими иностранными противниками большевиков то преимущество, что он знаком с русским языком и литературой вопроса. Мало того: он провел около года в России, в том числе и тот критический период, к которому относится возникновение интересующей нас клеветы. Масарик пишет о себе: «Когда я занялся изучением России, я следил за направлением Ленина с самого его возникновения; по прибытии в Петербург во время войны я наблюдал начало его революционной пропаганды. Почти полгода я провел под большевистским режимом, наблюдал его возникновение и следил за его развитием» (Die Welt-Revolution, T.G. Mazaryk. Erich Reiss Verlag, Berlin, 1925. S. 185). Масарик не забывает при этом подчеркнуть: «Что касается принципов, то я являюсь более радикальным противником большевизма, чем многие господа в Париже и Лондоне» (S. 201). Это не мешает автору отвергнуть вздорные вымыслы относительно большевиков, созданные злой волей, страхом и невежеством. Десятки страниц его книги (особенно начиная со стр. 133 немецкого издания) представляют собою, часто даже независимо от намерений автора, опровержение клевет и легенд. Попытку истолковать брест-литовский мир как доказательство связи большевиков с германским правительством Масарик опровергает следующими словами: «Я знаю, что большевиков обвиняют в одностороннем германофильстве ввиду того, что они заключили с немцами мир. Я не согласен с этим взглядом. Большевикам не оставалось другого выхода» (S. 203).

В период брест-литовских переговоров и позже правительства Антанты пытались, как известно, подкрепить легенду о большевиках при помощи убедительных документов. Американец Сиссон опубликовал брошюру «The Bolshevist Conspiracy», 1918 [483], — на основании бумаг, перекупленных им у агентов контрразведки. Поддельный характер этих документов был очень скоро разоблачен на основании их собственного текста, безграмотного и противоречивого. Вот что пишет по этому поводу Масарик: «Как некритически и неосведомленно судили о большевиках, показывает опубликование антибольшевистских документов. Я не знаю, что американцы, англичане и французы за них заплатили, — содержание обнаруживает для знатока ясно, что наши друзья приобрели подделки (это было очень наглядно доказано; документы, происходящие якобы из разных стран, были написаны на одной и той же машинке)» (S. 204).

Значение показаний Масарика, надеюсь, совершенно очевидно.