Майкл Робертс - Grace. Автобиография

Высокая мода Парижа была гораздо более яркой и зажигательной, но при этом на сто процентов оставалась одеждой, которую можно носить. Множество внимательных petits mains [21]и сотни часов их труда дарили людям уникальные свежие творения. Дизайнеры Пату, Шеррер, Живанши, Унгаро и Нина Риччи дебютировали коллекциями, которые были легче и моложе, чем лондонские, а модели на подиуме излучали космополитичное и беззаботное отношение к жизни. Это были образы, которые диктовали направление моды всему миру.

В течение недели показов команды модных журналов ночь напролет вели фотосъемки коллекций, а днем были обязаны присутствовать на дефиле. Чтобы сэкономить силы, я делала передышки и не пыталась посмотреть все коллекции без исключения.

Но Ив Сен-Лоран был не из тех, кого я могла пропустить. Он был ультрасовременным. Ему удалось предложить совершенно иную моду, которая отражала влияние молодежной поп-музыки и атмосферу Левого берега. Его одежда предназначалась отнюдь не для великосветских старушек. Карден и Курреж тоже были современными, но их модернизм был несколько иным, футуристическим – а я обычно воспринимаю футуризм лишь в качестве эффектного эксперимента. Диор немного меня шокировал. Во время каждого его дефиле в какой-то момент демонстрировали сразу три экзотические шубы для les petites bourgeoises [22]из шкур исчезающих видов животных – например, снежного барса. Я считала это позорным. Такой Диор для меня не существовал.

Пока редакторы, незаметно работая локтями, протискивались в зал, по толпе прокатывалась волна шепота: «Миссис Вриланд!» Словно море расступалось, когда ее внушительная, угловатая фигура скорее маршировала, а не проходила в зал, сопровождаемая свитой из американского Vogue – совсем как в фильме «Забавная мордашка». Состав британского Vogue был куда более скромным. Собственно, нас было двое: Беа Миллер и я. У нас не было свиты, не было своего парижского офиса, который мог бы нами заниматься, – хотя Сьюзан Трейн, представитель американского Vogue в Париже, на самом деле здорово нам помогала. Но вплоть до восьмидесятых, пока редактором не стала Анна Винтур, мы в основном работали в своих гостиничных номерах.

На показах команда американского Vogue – конечно, с Вриланд по центру – комфортно устраивалась на широком диване, американский Harper’s Bazaar занимал соседний. Кроткий британец Vogue даже не претендовал на диван. Я сидела на маленьком позолоченном стульчике за спиной у Беа и тайком зарисовывала одежду в блокноте, раскрытом на коленях. Многие дамы в первом ряду сидели в перчатках. Были, конечно, и курящие; возле них расставляли пепельницы на высоких ножках. К дефиле «от-кутюр» всегда относились с пиететом, в зале царила атмосфера тишины и благоговения. На показах «прет-а-порте» обстановка была более расслабленной и демократичной.

Я всегда делаю эскизы одежды на показах. Рисунки освежают мою память лучше, чем любая фотография. Когда я только начала посещать парижские Недели высокой моды, вокруг коллекций было много секретности. Одежду прятали в ателье, в больших чехлах от пыли, и существовал строгий запрет на публикацию любых фотографий до заранее согласованной даты. Нарушители попадали в «черный список» и до конца своих дней были лишены права присутствовать на модных презентациях. Также во время показов было запрещено рисовать, хотя я всегда это делала. Если зоркий сотрудник салона ловил вас за руку, блокнот сразу же конфисковывали, а его хозяина с позором изгоняли из maison [23]по подозрению в краже: подразумевалась продажа идеи производителям, которые будут ее копировать. В те дни нельзя было ни на минуту опоздать к началу шоу, потому что дверь просто закрывали у тебя перед носом.

В суматошном графике моей новой работы в Vogue я все-таки выкроила время выйти замуж за Майкла Чоу в сентябре 1969 года. За несколько месяцев до этого мы ненадолго разбежались, но потом снова съехались, и, когда это произошло, Майкл настоял на немедленной свадьбе. Я немного колебалась, но, пока я отсутствовала на парижских показах, приглашения на свадьбу уже отправились к адресатам. Внезапно позвонила моя помощница Ди и сказала: «Ты в курсе, что Майкл составляет список гостей?» Уже потом я поняла, что так может поступать только тот, кто привык принимать решения за других.

Церемония бракосочетания должна была пройти в отделе записи актов гражданского состояния Челси. Мы приехали на своем «Роллс-Ройсе» и тут же получили штраф за неправильную парковку. С нами были всего двое гостей – южноафриканский фотограф Барри Латеган и его подружка и помощница Мэри, которые выступили в качестве свидетелей. Я была в зеленом бархатном платье с рукавами-раструбами от Лауры Джемисон из Sweet Shop . Майкл надел бархатный костюм от Пьеро де Монци и двухцветные туфли ручной работы. На свадебных фотографиях, сделанных потом Латеганом в его маленькой студии в Челси, я с любовью смотрела в глаза мужа, который, будучи ниже меня ростом, стоял на ящике.

На свадебном банкете в новом ресторане Майкла в Найтсбридже я была так напугана наплывом приглашенных знаменитостей, что весь вечер жалась к стенке. Сестра Майкла, Цай Чин, воспользовалась возможностью отругать меня за то, что я уходила от него несколько месяцев назад. «Теперь, когда ты вошла в нашу семью, – сказала она, – веди себя примерно». Или что-то в этом роде. Майкл захотел уйти пораньше. Мне вдруг вспомнилось выражение, которое любила повторять моя мама: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись» [24]. Она так и не смогла приехать на свадьбу – не хотела оставлять своего пса дома, в Уэльсе, а он был уже слишком стар, чтобы путешествовать.

После первой брачной ночи в отеле Carlton Towers в двух шагах от ресторана мы с Майклом отправились на Капри. Мы прилетели на этот крошечный остров на вертолете, чтобы провести там медовый месяц, и вдруг я слегла с ветряной оспой. Сыпь появилась на теле, как только мы переступили порог отеля. Я провела пять дней в полутемной комнате, прежде чем мы улетели обратно.

За первые двенадцать месяцев работы в британском Vogue я приобрела репутацию эксцентричной особы, потому что всегда появлялась на публике в шляпе или туго завязанном на голове шарфе. У меня были тонны этих длинных шарфов в стиле двадцатых – в большинстве своем расписанных узорами в стиле ар-деко и очень напоминающих те шарфы, которыми поп-звезды вроде Мика Джаггера обматывали свои модные шеи. Я экспериментировала, повязывая их вокруг головы, потом закручивала длинные концы и укладывала их в плотный тюрбан. Такой головной убор я чередовала со шляпой. Единственной причиной этого было ужасное состояние моих волос. Я пыталась отрастить их, но парикмахеры безжалостно отстригали концы, и волосы выглядели еще хуже, чем прежде.