Майкл Робертс - Grace. Автобиография

Когда я была совсем маленькой, сестра читала мне детскую классику – «Винни-Пуха», «Алису в Стране чудес» и многое другое. Спустя годы великая сказка Льюиса Кэрролла вдохновила меня на создание одной из самых любимых фотосессий. Но больше всего мне нравились истории про Орландо, Мармеладного кота. Это была серия красивых книжек с картинками Кэтлин Хейл про Орландо и его жену, кошку Грейс, у которых были трое котят – Пэнси, Бланш и Тинкл. Я лучше воспринимала эти истории визуально, а не на слух.

В основном нашими постояльцами были семьи, которые приезжали из года в год. А еще был мистер Ведж. Я дала ему прозвище Креветка, потому что он любил брать меня с собой на ловлю креветок. Он постоянно останавливался в отеле, был очень добропорядочным человеком, курил трубку и напоминал банкира. Помню его закатанные до колен брюки и жилетку, в которых он ходил на рыбалку. Он был намного старше меня – возможно, ему было лет сорок или больше. Мне же тогда едва исполнилось тринадцать, и, конечно, мне он казался древним, как Санта-Клаус. Однажды он пришел и признался маме в том, что безумно влюблен в меня, сказал, что готов ждать, пока я вырасту, чтобы на мне жениться. Мама была в ужасе. Она рвала и метала, а потом попросту выставила его вон.

У нас так и не появился телевизор, но раз в год, когда мы гостили у родственников в Чешире, нам разрешали кататься на их пони и смотреть ТВ. И все-таки больше всего меня завораживало кино. Раз в неделю мне, уже подростку, было позволено посещать утренние сеансы в местном кинотеатре. Каждую субботу, застелив кровати, перемыв посуду и покончив с другими обязанностями по дому, я отправлялась в путь. Сперва я целую милю шла вдоль берега, сторонясь холодных морских брызг, а потом ехала на автобусе в Холихед, мимо пустырей с заброшенными автостоянками.

Кинотеатр был старым – типичный захолустный зал с потертыми плюшевыми сиденьями и девушкой, которая продавала мороженое в перерывах между сеансами. Просто представьте кинотеатр из фильма «Последний киносеанс», только еще более убогий. Я садилась на диванчик в заднем ряду, где по вечерам обычно обнимались парочки, и там, в темноте, погружалась в сказочный мир кино.

Помнится, я сходила с ума по Монтгомери Клифту и Джеймсу Дину. Мне нравились все мальчики с мягким печальным взглядом, одинокие и несчастные. Любила я и лошадей – особенно в фильмах «Национальный бархат» с Элизабет Тейлор и «Черный красавец», который был ужасно грустным, хотя и не таким, как «Бэмби». Этот фильм я смотрела, просто обливаясь слезами. «Дуэль под солнцем» – трагическая история любви – тоже была в числе моих любимых. Я обожала Грегори Пека – его голос был таким теплым и уверенным! Иногда я воображала, что выхожу за него замуж – не на самом деле, конечно, а просто становлюсь загадочной «девушкой его мечты».

Еще я была очарована «Красными башмачками» с Мойрой Ширер и Робертом Хелпманом. Это был самый первый в моей жизни фильм. Какая красота! Эта рыжая грива! Красные балетные туфли! Несколько лет спустя я пересмотрела его и подумала: «Надо же, а в этом фильме есть и темная сторона». Но когда я впервые смотрела его с мамой, мне было двенадцать, и я замечала только романтику балета.

Одри Хепберн была так элегантна и очаровательна в облегающих брюках и маленьких туфельках! Когда я смотрела романтическую комедию «Сабрина», то легко представляла себя на том дереве: дочка шофера, призывно разглядывающая симпатичных ребят, была невероятно похожа на меня, когда я шпионила за старшей сестрой и ее приятелями-красавчиками. Я обожала Одри – и не только ее роли в кино. Меня восхищали ее фотографии в журнале Picture Post . На них она со счастливой улыбкой каталась на велосипеде или готовила на кухне в своей крохотной квартире. Все, что ее окружало, было чистым и сияющим. И я стремилась жить точно так же.

Дома я пыталась мастерить костюмы, похожие на мудреные наряды актрис, которых видела на большом экране. Еще подростком я сама шила большую часть своего гардероба, даже костюмы и пальто, на швейной машинке «Зингер» с ножной педалью. Все, что для этого требовалось, – терпение, много терпения. Я копировала модели из Vogue , а ткани покупала в Polykof , большом универмаге в Холихеде. Я никогда не создавала ничего экстравагантного. Мать не позволила бы мне выйти за рамки консервативной моды. Все, что я не могла сшить, она для меня вязала. На фотографиях из семейного альбома ее редко можно увидеть без спиц в руках. Мама таскала с собой вязание повсюду, днем и ночью. Эти вязаные вещи были моим личным несчастьем, потому что быстро теряли форму – особенно купальники, которые просто превращались в мокрые тряпки.

Vogue появился в моей жизни, еще когда я была ребенком. Я частенько просматривала его после того, как прочтет сестра – так что в каком-то смысле именно Розмари приобщила меня к миру моды. Когда я подросла, то стала специально ездить за журналом в Холихед. Он поступал с большим опозданием, в конце месяца, и всего в одном или двух экземплярах. Наверное, точно так же можно было купить и Harper’s Bazaar , но для меня всегда существовал только Vogue . Фантазии, которым я предавалась, разглядывая красивую одежду, уносили меня в другой мир.

Листая журнал, я неизменно восхищалась новыми стилями. Дамские наряды пятидесятых казались мне более мягкими и красивыми по сравнению с теми, что я видела на киноэкране. Но больше всего меня привлекали сами фотографии – особенно те, что были сняты на природе. Благодаря им я путешествовала по экзотическим местам, где можно было носить такие вещи. Наряды аprès-ski [7]– на фоне заснеженных деревьев! Пляжные балахоны – на залитых солнцем коралловых островах!

Особенно мне запомнились фотографии, сделанные Норманом Паркинсоном. Он был тогда одним из немногих фэшн-фотографов, которых сегодня можно назвать знаменитостями. Высокий и худой, в элегантном костюме, со старомодными колючими усиками военного, он всегда незримо присутствовал в кадре. Я стала узнавать его работы, потому что в них сквозил добрый юмор и неотразимое обаяние мастера. Паркинсону предстояло сыграть важную роль в моей жизни.

С тринадцати лет я стала проводить еще больше времени с Vogue . Сестра вышла замуж, и я перебралась в ее комнату. Раньше это был только ее мир, мне даже не разрешалось заглядывать сюда без разрешения. Так что первым делом я взялась за ремонт. Сестра выкрасила стены в желтый цвет. Я перекрасила их в розовый. Хотя, возможно, все было наоборот?

Мама никогда не возражала против раннего замужества сестры – той едва исполнилось восемнадцать, – потому что была одержима идеей выдать нас замуж. Мой новоиспеченный зять, Джон Ньювик, преподавал в Бирмингемском университете, был на несколько лет старше Рози, до этого уже состоял в браке и имел двоих детей.