Питер Даффи - Братья Бельские

Переписка шла с двух сторон. Так, Виктор Панченков получил послание с обещанием амнистии всем его бойцам — при условии, что его отряд перейдет на сторону немцев. Ответ Панченкова был, по словам Зуся, сочинен знающим немецкий язык еврейским доктором — в нем фашистам были обещаны новые могилы.

Вскоре у Тувьи Бельского возникли новые проблемы. Угроза исходила от Исраэля Кесслера, чей отряд по-прежнему базировался отдельно, на некотором удалении от еврейского лагеря. Кесслер давно был яростным критиком братьев, но теперь он близко сошелся с советскими командирами и громко высказывал свое недовольство правлением Бельских. В конце концов Тувью вызвал Соколов, один из заместителей генерала Платона, и сказал, что есть сведения о недостойном поведении его бойцов.

Тут же выяснилось, что информация поступила от Кесслера.

— Почему бы вам не приехать в лагерь и не изучить вопрос на месте? — предложил ему Тувья.

Спустя несколько дней Соколов, которого Тувья описывает как «полную противоположность типичному русскому антисемиту», прибыл в еврейский лагерь. Здесь его ждал теплый прием, в завершении которого состоялся концерт, включающий советские песни, народные танцы и забавную сценку по мотивам кинофильма Чарли Чаплина. Восьмилетняя девочка спела соло и произвела на русского командира огромное впечатление. Он пообещал отправить ее на самолете в Москву, чтобы она могла там учиться музыке, и свое обещание сдержал — девочку отправили с первым же самолетом, который прилетел с Большой земли за ранеными партизанами.

Потом Соколов встретился с Кесслером и его сторонниками, но они, видя, как тепло он общается с Тувьей, предпочли о своих претензиях не говорить. Соколов покинул базу, пораженный ее достижениями.

Вскоре, однако, Кесслер и его товарищи продолжили писать доносы на Тувью. Некоторые в лагере полагали, что Кесслер метит на его место.

«Когда я в первый раз увидел Тувью Бельского, на нем была кожаная куртка, а на шее висел автомат, — рассказывал Чарльз Бедзов, выходец из Лидского гетто. — Для меня он был величайший в мире герой. После ужасов гетто и всех убийств, когда наша жизнь висела на волоске и мы с минуты на минуту ждали, что явятся немцы и поведут нас на расстрел, это было просто невероятно. Это была свобода».

Шумная лесная деревня и в самом деле производила на евреев впечатление сказки. Одни уходили из городов и неделями скитались по лесу в поисках партизанского лагеря. Другие прежде были членами отдельных русских партизанских отрядов, откуда бежали, не стерпев притеснения со стороны своих «товарищей». Третьи оказывались в лагере по приказу советских властей — их переводили из других отрядов.

Все видели, как разорена войной окружающая местность: многие деревни были сожжены дотла, и разлагающиеся тела их жителей некому было похоронить. А в лагере люди жили в безопасности и даже хорошо питались. Вновь прибывшие плакали, не веря собственным глазам; слухи, которые до них доходили, истории, которые рассказывали им о еврейском царстве братьев Бельских, были правдой! Здесь не свистели кнуты нацистских карателей. Не надо было шептаться, затаив дыхание, моля Бога о том, чтобы тебя не услышали. Это не было сказкой. Это была реальность.

Это был оазис рая посреди ада, и Тувья Бельский на белом коне казался им Мессией, спасающим людей от зла. «Я полагаю, он был послан Богом, чтобы спасти евреев», — говорил Берл Хафец, тогда студент, после войны ставший раввином. «Он был не человек — он был ангел», — утверждал Ицхак Мендельсон.

Но со временем все меньше и меньше евреев приходило в лагерь. Последней была группа примерно в шестьдесят-семьдесят человек, которые сбежали в марте 1944 года из трудового лагеря Кольдечево, близ Барановичей.

Община продолжала развиваться. Суровая зима не помешала строительству — в лагере уже было около двадцати больших общих построек — в каждой жило около пятидесяти человек. По инициативе историка лагеря доктора Шмуэля Амаранта и его жены стали строить новые жилые помещения на более высоком, более сухом месте — это были дома поменьше, рассчитанные всего на одну или несколько семей. В маленьком доме Амарантов были пеньки вместо стульев и просторное окно с видом на лес. Это был предмет зависти всего лагеря. Вскоре свои «дома мечты» стали строить и другие.

Жены и подруги бойцов готовили пищу на кострах возле своих домов и землянок. Котлы для приготовления пищи кузнецы ковали из кусков кровли, снятых с крыш заброшенных домов в деревне Налибоки. Основная кухня продолжала предоставлять пищу тем, у кого не было никаких других возможностей, но доля жителей, которые полагались на общую готовку, уменьшалась.

Обитатели лагеря обычно ложились спать в девять часов вечера. На ночь оставляли гореть лишь несколько костров, чтобы не дать замерзнуть часовым. Впрочем, той зимой часовые оставались без дела — враги при всем желании не смогли бы добраться до лагеря. «Снежный покров был, наверное, метра три глубиной, и мы находились в самой чаще леса», — вспоминал Меир Броницкий, беглец из трудового лагеря во Дв о рце, примкнувший к Бельским в апреле 1943 года.

Февраль выдался особенно морозным. К холоду добавилась еще одна напасть — сыпной тиф. Его переносили вши, от которых не удавалось избавиться. Вспышка сыпного тифа произошла после того, как группа советских партизан пожертвовала отряду Бельских кое-что из своих запасов одежды и еды. Больных было столько, что пришлось организовать специальный карантинный барак. Те, кто имел контакт с больными, подлежали вынужденной изоляции в течение двадцати одного дня. Не хватало медикаментов, и люди мрачно шутили, что у доктора Гирша только два диагноза: либо ты умрешь, либо будешь жить. Большинство заболевших выжило, но по меньшей мере один человек умер.

Несмотря на глубокий снег и эпидемию, отряд Бельских продолжал активно участвовать в общих партизанских операциях и работах. По приказу генерала Платона Тувья направил группу своих рабочих на строительство взлетно-посадочной полосы лесного аэродрома. Сам факт этого строительства демонстрировал, сколь уверенно чувствовали себя партизаны Платона — они совершенно не опасались, что фашисты предпримут на них новое наступление.

«Аэропорт» был обыкновенным участком посреди леса, очищенным от деревьев и кустарника. После того как строительство землянок было закончено, а взлетно-посадочная полоса выровнена, туда начали прилетать самолеты Красной армии. Маяками им служили огромные костры, разложенные по периметру аэродрома. Число огней каждый раз менялось — чтобы предотвратить возможность немецкой диверсии. Самолеты доставляли крайне необходимое оружие и лекарства, а также бесполезные пропагандистские брошюры и даже песенники. Пилоты рассказывали о том, что происходит на фронтах, о победах Красной армии над силами вермахта.