Андрей Петухов - Генерал Кутепов. Гибель Старой гвардии. 1882–1914

Накануне объявления мобилизации в Санкт-Петербурге прокатилась волна манифестаций сочувствия сербскому народу. Вечером 18 июля всех офицеров лейб-гвардии Преображенского полка срочно вызвали в Собрание, на Миллионную, где командующий полком полковник граф Игнатьев [335]сообщил, что согласно телеграмме из штаба дивизии первым часом мобилизации надо считать одну минуту первого в ночь на 19 июля. От себя он прибавил, что хотя война еще не объявлена, но положение дел серьезное. Все присутствующие поняли, что настало время каждому исполнить свой долг. Приказ о мобилизации не был неожиданностью для офицеров. Событиями последних дней они были подготовлены к такой ситуации. Полковой адъютант, поручик Д. Д. Зуев [336], принес из канцелярии мобилизационные пакеты для каждого офицера. Получил его и начальник полковой учебной команды штабс-капитан Кутепов. «Эта должность как нельзя больше соответствовала характеру и наклонностям Александра Павловича, и, конечно, не случайно он в своей дальнейшей службе часто вспоминал о ней», – отмечал впоследствии генерал Б. А. Штейфон [337]. Согласно мобилизационному плану, учебная команда была расформирована, а ее начальник оставался в Санкт-Петербурге при запасном батальоне для подготовки пополнения. Начальство считало, что штабс-капитан Кутепов «в строевой и внутренней службе незаменим» [338], и назначение в запасной батальон – достойное применение его способностям в военное время. Сам Александр Павлович так не считал и не желал оставаться в тылу, когда его товарищи будут сражаться на поле чести. Он немедленно обратился к командующему полком с настоятельной просьбой отправить его на фронт. Учитывая боевой опыт штабс-капитана Кутепова, полученный им во время Русско-японской войны, полковник Игнатьев уже 20 июля (2 августа) назначает его командующим четвертой роты первого батальона [339].

Известие о мобилизации быстро облетело столицу. Возвращаясь из Собрания ночью 19 июля (1 августа), офицеры увидели, что возбужденные горожане ходили по улицам, встречая их криками «ура». Преображенец Сергей Александрович Торнау [340]в книге «С родным полком» писал: «Наш извозчик попал в такую толпу на углу Набережной и Гагаринской улицы, и, несмотря на все усилия, не мог подвинуться вперед. Когда я встал на подножку и, обратившись к толпе, просил расступиться и нас пропустить, так как мы ехали по делу, двое штатских тотчас же взяли под уздцы лошадь и повели нас через всю толпу при громких криках ура со стороны всех остальных» [341].

Хотя империя формально все еще находилась не в состоянии войны, вся русская общественность со дня на день ожидала окончательной развязки происходящего.

18 (31) июля.Австро-Венгрия и Германия объявили о мобилизации.

19 июля (1 августа).Германия объявила России войну.

– Война! Война! – кричали на улицах Санкт-Петербурга продавцы газет. – Германия объявила войну России!

20 июля (2 августа) император подписал манифест с объявлением войны Германии. В тот же день в Зимнем дворце манифест был обнародован. Председатель Государственной думы М. В. Родзянко писал об этом событии: «В день манифеста о войне с Германией огромная толпа собралась перед Зимним дворцом. После молебна о даровании победы Государь обратился с несколькими словами, которые закончил торжественным обещанием не кончать войны, пока хоть одна пядь русской земли будет занята неприятелем. Громовое «ура» наполнило дворец и покатилось ответным эхом в толпе на площади. После молебствия Государь вышел на балкон к народу, за ним императрица. Огромная толпа заполнила всю площадь и прилегающие к ней улицы, и когда она увидела Государя, ее словно пронизала электрическая искра, и громовое «ура» огласило воздух. Флаги, плакаты с надписями «Да здравствует Россия и славянство!» склонились до земли, и вся толпа, как один человек, упала перед царем на колени. Государь хотел что-то сказать, он поднял руку, передние ряды затихли, но шум толпы, несмолкавшее «ура» не дали ему говорить. Он опустил голову и стоял некоторое время, охваченный торжественностью минуты единения царя со своим народом…» [342]. Народ единодушно приветствовал историческое решение своего государя. В манифестации участвовали и рабочие. Несколько дней назад они бастовали, отстаивая свои политические и экономические требования, а теперь тоже были охвачены патриотическим чувством. Сам факт, что Германия первая объявила войну России, формировал в сознании людей восприятие ее как войны справедливой, направленной на отражение германской агрессии. Волна патриотических манифестаций прокатилась по всей России. Приведем другое свидетельство очевидца событий того времени: «За несколько дней до выступления в поход, офицеры Петербургского гарнизона собрались в Зимнем Дворце, и в присутствии Государя и всей Царской Семьи, придворным протодьяконом был прочитан Высочайший манифест об объявлении Россией войны Германии и Австрии. «Не положу оружия, доколе единый неприятельский солдат останется на земле Нашей», такими словами заканчивался Манифест, и кто мог тогда думать, что эти знаменательные слова, сказанные еще Императором Александром I в день перехода Наполеоном Немана, окажутся лишь красиво звучащей фразой. В эту минуту никто не сомневался в победе, и когда Государь, по окончании чтения Манифеста обратился с кратким словом к собравшимся офицерам и сказал: «В Вашем лице, столь дорогие сердцу Моему войска Гвардии и Петербургского Военного Округа, Я благословляю всю Русскую Армию», вся зала встала на колени, чтобы получить благословенье своего Верховного Вождя. При обратном прохождении Государя во внутренние покои, громовое ура офицеров раздалось Ему вслед. Императрица и Великие Княгини шли с глазами, полными слез. Большинство дам, пришедших на этот, исторический молебен, утирали себе глаза платками. Все были растроганы до глубины души. Провожавший Государя Великий Князь Николай Николаевич у дверей зала перекрестился широким крестом и сказал, обратясь к офицерам: «С Богом» [343]. Вместе со своими товарищами офицерами-гвардейцами был среди присутствующих и штабс-капитан Кутепов.

По плану на мобилизацию полку было отведено тринадцать дней. Уже на третий день дворы казарм заполнили партии запасных, призванные для укомплектования полка до штатов военного времени. Закипела работа. Осознавая всю важность происходящего, офицеры и солдаты трудились не жалея сил. То и дело напротив казарм останавливались толпы взволнованных горожан. «Ура, преображенцы», – кричали они при виде офицеров, размахивали трехцветными флагами, пели гимн, держали в руках портреты государя. В ответ офицеры подходили к окнам и отдавали честь. Штабс-капитану Кутепову эти события напомнили картины начала 1904 года, когда победа над Японией многим казалась делом ближайшего времени. Однако сразу после гибели адмирала С. О. Макарова в народе появилась едкая поговорка «у них – Того, а у нас – никого» [344], а вслед за первыми неудачами на фронте – поражениями на реке Ялу, при Вафангоу и блокадой Порт-Артура – настроение в обществе быстро испортилось… А в конце июля 1914-го Александр Павлович только и слышал вокруг разговоры, что Россия, Англия и Франция быстро заставят Германию заключить мир, что война закончится самое большее через четыре месяца и гвардия к Рождеству с победой вернется в Петербург. Военную мощь Германии явно преуменьшали. Опыт предыдущей войны подсказывал Александру Павловичу, что победа над опытным и стойким врагом не может быть легкой, но, вероятно, и он в некоторой степени поддался общему настроению…