Андрей Петухов - Генерал Кутепов. Гибель Старой гвардии. 1882–1914

Штаб 4-й расставлял на топографической карте флажки, словно фигуры на шахматной доске. На что надеялись «гроссмейстеры» в генеральских погонах, жертвуя ферзем в обмен на пешку? Можно возразить, что регулярные войска должны быть готовы к форсажу в случае необходимости. Что, после взятия неприятелем Красностава, разгрома колонны генерала Волошинова, такой момент настал. Но так ли необходима была эта жертва?.. Для ответа обратимся к воспоминаниям авторитетного генштабиста генерала Головина:

«Отряд генерала Мрозовского, силой в 40 батальонов, 10 батарей и 18 сотен, должен был встретиться 20-го августа (2-го сентября) с 2,5 пехотными дивизиями и маршевой бригадой Х-го А.-В. корпуса, силой в 37 батальонов, 16 батарей и 5 эскадронов.

Таким образом, преимущество в огневой силе было на стороне нашего врага. Но начиная со следующего дня, несмотря на подход к боевой линии 10-го А.-В. корпуса третьей его пехотной дивизии (45-й), преимущество в силах переходило на нашу сторону, так как у нас заканчивалось сосредоточение частей Гвардейского и 3-го Кавказского корпусов, а в тыл 10-го А.-В. корпуса выходил наш XXV-й корпус. При такой стратегической обстановке нам совсем не нужно было торопиться с атакой. Напротив того, встретив атаку 10-го А.-В. корпуса на позициях Гренадерского корпуса, мы выиграли бы время для более глубокого выхода в тыл 10-му А.-В. корпусу, не только нашего 25-го арм. корпуса, но и следовавшего уступом левее его другого корпуса армии ген. Плеве – 19-го. Упорствующему в своем наступлении генералу Гуго Мейкснеру [378]грозило бы полное окружение всего его корпуса» [379]. 20 августа (2 сентября) у отряда генерала Мрозовского было достаточно сил и огневых средств для крепкой обороны, что позволяло сковать и измотать наступающего противника. Уже на следующий день, после подхода подкреплений и флангового удара частей 5-й армии, складывалась удобная ситуация для активных боевых действий для завершения окружения и разгрома 10-го австро-венгерского корпуса. Лихорадочно собранные отряд генерала Мрозовского и колонна генерала Волошинова действовали сами по себе в условиях информационного вакуума. Не было должного согласования действий между штабами 4-й и 5-й армий. Не ощущалось твердого управления войсками со стороны штаба Юго-Западного фронта. Оперативная близорукость и стратегическая недальновидность штабов всех уровней, а также склонность командования 4-й армии к ведению боевых действий авантюрными, ненаучными методами «отрядной войны» привели сначала к разгрому колонны генерала Волошинова, а затем к неоправданным тяжелым потерям в рядах гвардейского корпуса.

Интересно, что в то же самое время на правом фланге 4-й армии генерал Эверт проводил боевую операцию по всем правилам военного искусства. Там он стремился лишить свободы действий части генерала Данкля и не дать ему сосредоточить крупные силы на своем ударном правом фланге. Эффективно использовались аэропланы для воздушной разведки, что позволило быстро выявить основные укрепленные районы австрийцев на рубеже реки Ходель. На южном берегу русские войска занимали небольшой плацдарм в два-три километра, где неприятель и ожидал от них активных боевых действий. Однако атаковать там пришлось бы по гласису [380]неприятельских позиций, без должной поддержки артиллерии и без удобных наблюдательных пунктов, что грозило большими потерями. В то же время сильная австрийская позиция на северном берегу реки имела форму выступа, охваченного расположением русских войск. На холмистой местности имелось несколько хороших точек обзора. Здесь русское командование и решило нанести главный удар.

Генерал Эверт дал возможность 18-му корпусу собраться за правым флангом 4-й армии и только тогда отдал приказ о наступлении. Упорядоченное оперативное руководство сразу же привело к серьезным тактическим успехам. В 6 часов утра 20 августа (2 сентября) русские части силами 18-го корпуса, правым крылом 14-го корпуса и 13-й кавалерийской дивизии перешли в решительное наступление. Бои 20 и 21 августа (2 и 3 сентября) на реке Ходель завершились поспешным отходом австрийских частей с хорошо укрепленных позиций. В итоге австрийское командование отказалось от переброски целой пехотной дивизии на свой ударный правый фланг, что существенно облегчило положение отряда генерала Мрозовского, в составе которого сражалась 1-я гвардейская дивизия.

Эшелон с пулеметной командой и штабом лейб-гвардии Преображенского полка неожиданно встал, не доезжая Люблина. По распоряжению коменданта станции командир полка приказал выгружаться. Вскоре выяснилось, что распоряжение ошибочное и надо продолжить движение. Невероятно быстро и слаженно прошла погрузка. От отдачи приказа до заведения последней лошади в вагоны потребовалось всего тридцать две минуты…

Ранним утром 18 (31) августа эшелоны лейб-гвардии Преображенского полка подошли к Люблину. На люблинском вокзале преображенцы увидели большое скопление раненых. На выходе из города тоже часто встречались одиночные легкораненые солдаты гренадерского корпуса, шедшие с близлежащих позиций. На жадные расспросы о положении на фронте они с пессимизмом отвечали:

– Давно отступаем…

– Зачем это вы отступаете? – прищурив глаза, улыбались преображенцы.

– Так как нет возможности держаться… А вы, братцы, куда идете?

– Австрийцев бить!

– Австриец сила! Валит видимо-невидимо, – едко шутили егеря. – Иди, иди. Он те покажет…

Генерал-майор Н. Н. Игнатьев

Преображенцы смеялись и быстро проходили мимо. Полк походным порядком двинулся сначала на юго-юго-восток от Люблина. Первая гвардейская дивизия собиралась по мере прибытия эшелонов в районе Глуска, что примерно в восьми километрах к югу от Люблина. После продолжительного перехода полк остановился вблизи небольшого леса. Вечером 19 августа (1 сентября) далеко впереди впервые были замечены высокие облачка красноватого дыма – разрывы австрийских шрапнелей. Фронт был совсем рядом.

Около 18 часов полковник Игнатьев получил пакет от командира дивизии с приказом немедленно выдвинуться к боевой линии. Наспех поужинали, свернули палатки и двинулись в поход. Настроение у всех было приподнятое. Солдаты шли бодро, в ротах весело гремели русские песни. В полной темноте около 23 часов преображенцы пришли в небольшое селение, деревню Майдан-Козице, где остановились на короткий отдых. Осенняя ночь и моросящий дождь многим напоминали красносельские маневры.

Командир полка, собрав в одной из хат старших офицеров и начальников команд, прочитал им диспозицию на следующий день. Свидетель совещания, С. А. Торнау, писал: «Судя по диспозиции, положение было очень тяжелое. Гренадерский корпус, ослабленный беспрерывными боями, представлял из себя ничтожную боевую силу, и отходил на север. Стратегически важная линия Люблин – Холм находилась под непосредственным ударом противника, и неприятельская артиллерия уже обстреливала станцию Травники. Петровской бригаде приказано было восстановить положение» [381]. Петровская бригада входила в состав 1-й гвардейской дивизии, которая, в свою очередь, входила во вновь сформированную 9-ю армию. Ею командовал участник Русско-японской кампании, генерал Платон Алексеевич Лечицкий, имевший репутацию боевого генерала. Бригада состояла из лейб-гвардии Преображенского и лейб-гвардии Семеновского полков со своей артиллерией, что находилась в пути. Другие части 1-й гвардейской дивизии были еще на подходе и не могли принять участие в деле. Командир полка отметил, что бой будет встречный, а значит, ожесточенный, маневренный и скоротечный, что при любом раскладе отдавать приказ об отходе он не намерен [382]. Без лишних слов офицеры поняли, что настало время каждому исполнить свой долг, что Старая гвардия не имеет права отступить в первом же бою. Томительно тянулись последние ночные часы…