Василий Катанян - Прикосновение к идолам

Но дело, конечно, не только в беспощадных экзерсисах и седьмом поте — в юности она не особенно отличалась прилежанием. Это дар неба. В последние годы она занималась в театре по 25 часов в сутки, и ничего, кроме сцены, ее не интересовало — ни люди, ни страны, ни дом, ни слава, ни имидж — ничего, кроме Танца!

Когда смотришь занятия в классе, где рядом с Плисецкой другие солисты, то бросается в глаза, что у нее не упражнения, а танец — и происходит это непроизвольно, в силу особенности ее тела и ее таланта. Даже самые элементарные движения выходят у нее удивительно одухотворенно. Иначе не получается.

И сегодня, в 1996 году, в Мюнхене, где она живет, Плисецкая ежедневно приходит в репетиционный зал Оперы, становится к станку и делает свой экзерсис — по-прежнему артистично, с совершенным чувством танцевальной формы, и становится очевидным, что беспощадное время не осмеливается сделать с этой женщиной то, что оно делает с другими.

Анна Павлова вспоминала экзерсис в первый день своего ученья: «С тех пор моя жизнь превратилась в ад».

«А разве нет?» — соглашается с нею Плисецкая. Эти вечные классы! Летом на даче, в отпуску, когда, казалось бы, можно выкинуть из головы весь этот балет, она неустанно делала тот самый экзерсис, который превращает в ад жизнь балерины.

Никогда не забуду — держась за перила, она стояла в проеме двери на терраске своей скромной дачи в Снегирях и под музыку магнитофона делала ежедневный класс — с явным неудовольствием на лице. Вероятно, ей, как всякому на отдыхе, хотелось в лес по грибы, или в гамак с книгой, или же просто разложить пасьянс — почему нет? Однако в простом спортивном костюме она продолжала делать плие, батманы и застывала в аттитюде. Техника балетного ремесла на моих глазах превращалась в красоту танца, ради которого поклонники балета пересекают океан, чтобы увидеть Плисецкую в «Айседоре» или в хореодрамах Щедрина.

Назовите мне балерину, которая в ее годы танцует «Лебедя» так, что потрясенный зал неистово требует повторения и после «биса», исполненного с тем же вдохновением и трепетом, ничуть не успокаивается! Так было на незабываемом юбилее актрисы 28 ноября 1995 года в Большом театре России.

И в тот вечер я слышал, как один зритель сказал другому, выходя из ложи бельэтажа: «Да, Плисецкая еще раз доказала, что Терпсихора действительно существует!»

Вот он сидит на бархатном диване среди чуждой ему роскоши дорогого парижского отеля и чувствует себя вполне непринужденно. На нем невиданный балахон, все его любимые амулеты, цепи и перстни сверкают, он перебирает четки и говорит о том, как власти вычеркнули его из жизни на пятнадцать лет, тем самым «абортировав из биографии несколько фильмов». Его то сажали в тюрьму, то просто не давали работать. Нет такой статьи уголовного кодекса, которую не приписали бы ему, и ни одного смертного греха, в котором бы его не обвинили. Воровство, спекуляция, изнасилование, совращение юнцов и старух — да, да, это тоже, а как же иначе? — и, конечно, национализм, хотя по природе своей он — ярко выраженный космополит. Не считает нужным дублировать на русский язык свою знаменитую картину «Тени забытых предков» — националист! Считает нужным дублировать на азербайджанский язык своего же «Ашик-Кериба» — опять националист! Он улыбается и, принимая усталую позу, говорит, что ему остается снять лишь немой фильм, который не потребует дубляжа. Диссидент ли он? Безусловно! Только не в политике, а в искусстве.

Работавший с ним оператор Антипенко однажды сказал: «За Параджановым хотелось ходить и записывать. И жаль, что это никому не пришло в голову».

Это не так — мне пришло. Все годы нашего знакомства я вел более или менее регулярные дневниковые записи о встречах с ним, о его делах и разговорах, причудах и острых словечках. Я храню все его письма, рецензии, интервью и эссе о нем. Часто его фотографировал, записывал на «маг», один раз снял на видео. И сегодня, когда его нет, мне достаточно открыть папку с надписью «Сережа», чтобы воскресить многое, ставшее уже историей. Мы никогда не обращались к друг к другу по имени-отчеству, и, думаю, меня не обвинят в амикошонстве, если я буду называть его просто — Сережа.

Ни одного часа своей жизни он не провел в простоте душевной. Идет, например, по улице, остановится возле витрины, все осмотрит, зайдет в магазин и все порекомендует переставить. Едет в троллейбусе и обязательно расскажет окружающим препотешную историю. Сядет в гостях за стол, все пересервирует и еду подправит специями и травами. А после спектакля обязательно пойдет за кулисы и забросает его участников предложениями. Однажды в Киеве ему так понравилось представление, что он поднялся на сцену, упал на колени и поцеловал пол!

Писать о нем можно бесконечно, ибо не было в его жизни двух одинаковых дней, и ему достаточно было дойти до булочной в конце переулка, чтобы вернуться, полным всяких историй: «Соседская бабка крутила гоголь-моголь и все уговаривала этого золотушного Резика, чтобы он съел. Я на него прикрикнул, он взял стакан и стал раскручивать гоголь-моголь в обратную сторону. Сначала появился желток, потом яйцо, за ним цыпленок и, наконец, курица! Бабка окочурилась».

Ради красного словца он не щадил и родного отца: «Папа торговал фальшивыми кроватями». (?!) На вопрос «Фигаро» — почему он не поехал в Канны? — ответил: «Не было штанов!» Прочитав о себе, что он сделал лучший украинский фильм и лучший армянский фильм, воскликнул: «Пошлите меня в Африку, и я сниму лучший африканский фильм, я вам напридумываю кучу старинных папуасских ритуалов, не хуже, чем гуцульских в «Тенях забытых предков!»

В юности он мечтал сниматься, сыграть Лермонтова, но его пригласили на роль… Карла Маркса! Приходит на кинопробу, загримировали его, вышло очень натурально. Сидит он перед камерой, беспрерывно мусолит бороду. «Что ты там делаешь?» — кричит Григорий Рошаль. — «Как что? Вычесываю блох».

На этом его карьера кинозвезды и кончилась.

Книги? В доме их не было ни одной. Однажды пришел сильно возбужденный и, захлебываясь, рассказал историю, которую загорелся снять. («Только что шофер в такси рассказал».) И начал вешать нам лапшу на уши, пересказывая сюжет «Аэлиты»! «Да ты что, не знаешь, что этот роман сто раз уже экранизировали? И таксист тебе рассказал про телефильм, что вчера шел по телевизору!» Очень он был обескуражен, но тут же отвлекся. А когда снимал «Ашик-Кериба», в группе шутили, что Лермонтова он не читал, а помнил с детства сказку, что рассказывала мама. Конечно, это было не так, но импульс оттуда.

Он был интуит — то, что другие постигали в библиотеках, он воспринимал интуитивно, чувственно. У него была необъяснимая способность по фрагменту представить вещь целиком или, по крайней мере, убедить собеседника, что он в курсе дела.