Вениамин Каверин - Литератор

Месяца через три он пришел ко мне снова и принес сборник, в котором все мои замечания были учтены, но учтены по-своему. Так или иначе, это было движение вперед. Мы вместе составили сборник, отправили его в издательство «Советский писатель» и получили отказ. Отрицательную рецензию написал известный ученый, профессор университета А. В. Западов. Не помню, какие причины он нашел для того, чтобы отвергнуть рукопись. Новые попытки напечатать отдельные рассказы неизменно кончались неудачей. Причина всегда указывалась одна и та же: «Рассказы далеки от социалистического реализма и, следовательно, не могут войти в круг произведений советской литературы».

Прошел год, а может быть, два, общественный климат стал более благоприятным, и я написал А. В. Западову письмо, в котором возлагал на него ответственность за гибель безусловного дарования.

Это письмо произвело такое впечатление на профессора Западова, что он, учитывая все необходимые перемены, которые украсили вдвое разросшуюся книгу, написал вторую рецензию, в которой он предлагал издательству напечатать заново отредактированный сборник. Но и это ни к чему не привело — редакция вернула автору книгу. Положение у него было очень тяжелое, прежде всего в материальном отношении, и я предложил ему написать вместе сценарий по роману «Открытая книга». «Ленфильм» предложил мне экранизировать этот роман. Сценарий был принят, поставлен режиссером Фетиным, но, к сожалению, поставлен из рук вон плохо [185] См. об этом с. 92–93 этой книги ( глава «Театр и кино» — «Трагикомедия экранизации» ). .

Но гораздо существенней этой неудачи было то обстоятельство, что, работая над сценарием вместе с Савченко, я не переставал учить его. Горький как-то написал мне, что роль учителя ему не свойственна и даже противна…

Я не мог бы повторить эти слова по отношению к моему тогда единственному ученику. Для меня было важно и интересно наблюдать, как он справляется с работой сценариста, потому что я понимал, что это — подготовительная стадия для его новых произведений в прозе, может быть, для романа.

Теперь, когда он стал автором двух удавшихся и получивших широкую положительную оценку исторических книг, он сам сказал, что наша совместная работа над сценариями очень помогла ему.

Один из этих романов посвящен поразительной истории народовольца Клеточникова, второй — делу Чернышевского. Книга о Чернышевском вышла вторым изданием. В этих книгах нет ни тени необходимости, заставившей его уйти в историю от современности. Напротив, они написаны так, что современность является их характерной чертой. Собирая материалы для них в архивах, он тщательно оценивал их, как материал для художественной прозы, он открывал новое, потому что смотрел на исторический материал глазами писателя 60—70-х годов, деятельно участвующего в развитии русской литературы. Сейчас В. Савченко продолжает работу над серией романов о народовольцах, а я убеждаю его вернуться к современной прозе. И он, несомненно, вернется.

В. И. Савченко

10. V.<1972>

Дорогой Володя!

Мне кажется, что в пьесе [186] «Школьный спектакль». у нас что-то не получилось. Нет, что называется, светотени. М. б., надо было резче провести линии А. Д. и Древина. Между двумя актами пропасти не получилось. Сцены «от третьего лица» не ложатся, мне кажется, ни в ту, ни в другую линию. Сегодня отправлю пьесу в театр. В конце концов, мы точно выполнили их просьбу. Думаю, что они что-нибудь придумают — люди талантливые. В июне я их увижу.

Мы здесь отдыхаем недурно, хотя меня мучают, довольно часто, головные боли. Да и печенка пошаливает. А Л. Н. — ничего, молодцом. Ей тоже насовали полный короб замечаний по Гарину [187] Книга Л. Тыняновой «Неистовый Гарин». , и она не знает, как поступить. Я — тоже.

Это превосходно, что Вы взялись за роман. И перерыв, должно быть, надо было сделать. Ведь она (литература) думает в таких случаях точнее, чем мы.

Здесь нет и помину о холере, народ уже купается, хотя в море 14°.

В конце июля я поеду в Репино (дописывать сценарий «Открытой книги»)…

Среди многочисленных писем, которые я получаю, меня больше всего волнуют письма людей, решивших посвятить себя литературе. Это связано с чувством, которое я испытал впервые, едва взял в руки перо. Трудно определить его. Часто перечитывая наших великих писателей, я каждый раз невольно сравниваю их произведения с теми страницами, над которыми я работаю усердно и неустанно. Это сравнение неизменно кончается горькой уверенностью в том, что, вопреки всем усилиям, мне не дотянуться до тех высот, на которых они царили свободно и невозбранно.

Между тем я понимаю, что мой многолетний опыт не должен пропасть напрасно и что я должен передать его тем, кто способен — хотя бы в ничтожной мере — продвинуть нашу литературу вперед. Научить писать рассказы, повести или романы человека бездарного — невозможно. Но среди тех, чьи произведения я читал, как результат нашей переписки, почти всегда оказывалось, что хоть малая искра таланта, мимо которой пройти — преступление, мелькает здесь и там, подчас даже не в самом произведении, а в письме, с которым автор обратился ко мне. Конечно, мои ответы могут показаться недостаточно убедительными, потому что свидетельствуют о значении присланного произведения только оценкой его без хотя бы минимального пересказа самого произведения.

Однако мне кажется, они могут кое-чему научить. Я не навязываю своих вкусов, я ограничиваюсь самым малым, но это малое все же может пригодиться тому, кто, как я много лет назад, впервые почувствовал, что он не может не писать.

Зная, что я никогда не отказываюсь прочитать произведение начинающего автора, ко мне обращаются часто, может быть — слишком часто, потому что трудно в мои годы соединить свою работу с оценкой чужого труда. Обычно мне звонят или пишут, прося разрешения прислать рукопись, а иногда, к сожалению, присылают и без предупреждения, что, разумеется, не очень удобно, но оправдывает себя, если автор талантлив. Впрочем, талантливые люди обычно как раз звонят или предупреждают письменно — талант обычно соединяется с тактом.

Многие не подозревают, что долголетний опыт помогает мне еще и в другом отношении: прочитав одну любую страницу присланного рассказа или повести, я могу сразу определить, способен ли автор или нет и стоит ли ему тратить драгоценное время на мучительный подчас — и этого не знают — литературный труд.

Читая превосходную книгу Гарви Аллена, посвященную необыкновенной жизни Эдгара По, я задумался над страницами, на которых он рассказывает о знаменитом «Вороне». «Никогда еще на долю написанного американцем стихотворения не выпадало столь стремительного и широкого успеха. Ворон и в самом деле грозил прогнать орла с национального герба… Он мгновенно прославился, превратившись в вызывающую всеобщее любопытство, странную, романтическую, роковую и трагическую фигуру, какой с тех пор и оставался». Естественно, что небывалый триумф заставил тысячи читателей обратиться к Эдгару По с вопросом, как удалось ему создать столь совершенное произведение. И он ответил статьей «Как я написал „Ворона“, или Философ и его творчество». Эта статья — гениальна, как все, созданное великим поэтом. Но, перечитав ее дважды, я убедился, что его объяснение, написанное с могучей логической силой, в сущности, ничего не объясняет. Тайна поэтического творчества остается неведомой. Ее, как музыку, нельзя объяснить до конца.