Евгений Сапиро - Трактат об удаче (воспоминания и размышления)

Что это было? Нерешительность? Трусость? Разумная осторожность? Не берусь давать этому свою оценку.

Нерешительно вел себя М. Быстрянцев и во время августовского (1991 года) путча.

Кстати, после провала путча еще одной моей непрофильной обузой стало руководство областной Комиссией по ликвидации имущества КПСС. Подобные комиссии были созданы на всех уровнях: от республиканского до районного. Перед ними ставились три задачи: цивилизованная передача партийной собственности в государственную; возвращение незаконно выделенных средств партии (на федеральном уровне это шло со звонким заголовком «поиски золота партии»); увольнение, трудоустройство лиц, работающих в аппарате партийных органов. Вначале председателем комиссии был назначен управляющий делами облисполкома Валерий Прокопенко. Вроде бы выбор был сделан правильно: он был прожженным аппаратчиком, все три задачи были по его профилю деятельности. Кроме того, в облисполком он пришел через обком и знал там всё и всех. Но прошло чуть больше недели с момента начала его деятельности на этом поприще, как в адрес Быстрянцева посыпались многочисленные жалобы на Прокопенко за волокиту, бездушное отношение к людям. По своему характеру он был порядочной ехидиной. Но одно дело, когда ехидничаешь по поводу притязаний «просителя» на менее изношенный персональный автомобиль. Совсем другое, когда с ехидством решаешь судьбу рядового партийного чиновника, за год до пенсии оказавшегося вдруг никому не нужным.

М. Быстрянцеву, человеку доброжелательному, да еще поработавшему в свое время первым секретарем Дзержинского райкома партии, это было не по душе. На одном из совещаний он сделал своему управделами соответствующий втык, я его полностью поддержал. После совещания, когда мы остались в узком кругу, я сказал, что отношение В. Прокопенко к своим бывшим «братьям по партии» напоминает мне тот случай, когда запуганному еврею вдруг доверили блюсти чистоту кадровой политики. Чтобы его не заподозрили в протежировании «своих», он давит их более ретиво, чем откровенный антисемит.

Инициатива наказуема. Вскоре после этого председатель предложил мне принять на себя руководство комиссией. Членами комиссии были работники облисполкома и несколько депутатов облсовета. Работа была достаточно рутинная и… неблагодарная. Например, огорчило меня известие о том, что бывший секретарь обкома Элеонора Копысова нелестно отозвалась о моем указании снять со своего места вывески «Пермский обком КПСС». Хотя я распорядился не только снять, но и передать в музей… Досталось мне и за то, что разрешил бывшему первому секретарю обкома Е. Чернышеву выкупить по остаточной стоимости и вывезти в Москву имущество служебной квартиры, в которой он жил в Перми…

А с другой стороны, лет через пять-шесть несколько человек останавливали на улице и благодарили за то, что в той ситуации вел себя по-человечески. Совсем неожиданную версию результатов возглавляемой мною комиссии преподнес мне бывший персональный пенсионер, с которым и встречался-то всего два раза.

Познакомились мы с ним в 1981 году. Профессоров, как и заслуженных артистов, прикрепляли к «спецбольнице» (расположенной у приборостроительного объединения). На первом этаже располагались персональные пенсионеры, на втором – «пришлые», вроде меня, на верхних этажах – партийное и советское руководство. Пациенты верхних этажей проходили под кодовым названием «партактив», нижнего – «партархив».

Почти полтора месяца мне пришлось сражаться со злейшим остеохондрозом. Заодно решил подлечить и зубы. Стоматологический кабинет находился на первом этаже. Подошел к кабинету – горит красная лампочка. Сижу, жду, с наслаждением поглощая детектив. Вдруг появляется довольно бодрый ветеран. Занимает очередь за мной, но уже через несколько минут начинает возмущаться долгим ожиданием. Когда врач освободилась, я предложил нервному ветерану пройти первым – торопиться мне было некуда. Выхожу – он по-прежнему сидит у кабинета. Разговорились. Когда он успокоился, спрашиваю:

– Что вы такой раздраженный? Пенсия приличная, бесплатный проезд, санаторий, больница что надо…

– Молодой человек! Какие главные слова в «Интернационале»? Дипломатично отвечаю:

– Там все главные.

– А вот и нет! Главные слова: «Кто был никем, тот станет всем». А у меня сейчас все наоборот: был всем, стал никем. Нервирует!

Через день-два я выписался, так и не узнав фамилии раздраженного ветерана.

Следующая наша встреча произошла через 14 лет. Шла весна юбилейного 1995 года. На одной из встреч с ветеранами войны он сам подошел ко мне. Выглядел неплохо и, как ни странно, был более спокойным. И неплохо осведомлен о моем бытие. Среди прочего, высказал оригинальную мысль:

– Вы не задумывались, почему в Пермской области коммунисты оказались на партийных задворках? Потому что они остались без солидных людей. Коноплев в годах. Он всего-навсего символ, не рвущийся в бой с новой властью. Козиолов и Петров ушли в банкиры. Горбунова – вы приголубили. Лаптев в главных птицеводах. Суркин, Копысова – не тот уровень, но и они покинули политику. В этом и ваша с Кузнецовым заслуга – вели себя культурно. Если бы разозлили, имели бы неслабых врагов. А так – осталась мелкая шпана. Ну, кто такой Мальцев? Ни кожи, ни рожи. Или Перхун? Перхун, «Тархун»!.. Кто за такими пойдет?..

Я вспомнил об этом разговоре, когда в конце 1999 года Егор Лигачев – «орудие главного калибра» – выиграл думские выборы в Томске. Может, был прав мой собеседник?

Авторы августовского путча 1991 года, сами того не ведая, окончательно развалили изрядно подгнившую конструкцию под названием «вся власть Советам». Кое-что Советам пока оставили, но реальная власть передавалась администрации. В конце года на сессии облсовета решался вопрос о будущем главе администрации области. В числе кандидатов, наряду с Михаилом Быстрянцевым, Борисом Кузнецовым, Александром Малофеевым, Семеном Харифом, был назван Геннадий Игумнов. Он был единственным, кто взял самоотвод, выступив при этом, на мой взгляд, лучше всех остальных.

Вскоре администрация президента утвердила главой администрации Пермской области Бориса Юрьевича Кузнецова.

Сразу же после своего назначения Б. Кузнецов сделал мне и Г. Игумнову предложение войти в свой кабинет в качестве первых заместителей. 24 января 1992 года вышел соответствующий приказ. Путь от восьмого до первого заместителя занял чуть меньше двух лет. Перемещение на новую ступень даже с формальной точки зрения стало событием не рядовым. Но лично для меня оно имело еще один подтекст: закончились мои административные детство и отрочество. В качестве чиновника высшего областного уровня я прочно стал на ноги.