Евгений Сапиро - Трактат об удаче (воспоминания и размышления)

От главы администрации его первые заместители получили первое поручение: разработать структуру создаваемой администрации области, в том числе распределение функций между заместителями. Была принята трехступенчатая структура верхнего эшелона: губернатор; два первых заместителя; курируемые первыми другие заместители. Трехступенчатая структура – обычное дело. Не совсем обычным было одно: сделанное по желанию губернатора фактическое подчинение «простых» заместителей – первым. Дальше – больше. Как правило, первые руководители делегируют полномочия управления многими сферами своим заместителям. Исключение – финансы, кадры, силовые структуры, управление делами. Эти «делянки» всегда непосредственно подчинены губернатору (при президентской форме правления – президенту). Борис Юрьевич этим правилом пренебрег. Думаю, что сознательно, надеясь, по президентской аналогии, оказаться «над схваткой».

Я стал заместителем по экономике, финансам, экологии и природным ресурсам. Г. Игумнов – заместителем по социальному блоку и, если называть вещи своими именами, всему остальному. В том числе – по кадрам, управлению делами, силовикам.

Так что на новом посту мне пришлось на практике осваивать еще одну науку: бюджетную. В те годы термин «профицит» был для нас настолько же теоретическим, как для нищего понятие «черная икра». При той бедности каждая тысяча рублей была весомой, требовала прозрачности и ответственности при формировании и исполнении бюджета.

Кроме традиционных финансовых задач необходимо было учитывать несколько «поправок» переходного периода.

Первое: мягко разгрузить бюджет от несвойственных ему нерыночных функций. До 1992 года, при всей нашей бедности, областной Совет не мог удержаться от «красивых жестов». То мы давали деньги велозаводу на разработку автомобиля собственной конструкции, то строителям на прогрессивное оборудование… Я уже не говорю о нерыночных мерах по поддержке сельского хозяйства.

Не одним махом, но неуклонно мы стали избавляться от этих вредных привычек, иногда выплачивая те же деньги, но уже в качестве заказчика товаров и услуг для социальной сферы.

Второе: сделать процесс перераспределения средств от доноров к реципиентам научно обоснованным и прозрачным. Мы первые в России разработали соответствующие методики, утвердили их в качестве нормативных документов.

Третье: если «богатому» еще позволительно инвестиционное распыление бюджетных средств, «наступление широким фронтом», то бедному бюджету это категорически противопоказано. В плане бюджета на 1993 год мы вынуждены были исключить из финансирования до сорока объектов долгостроя, доставшихся нам в наследство еще с советских времен. Почти все они были нужны для городов и районов. Но, если бы все имеющиеся инвестиционные ресурсы мы равномерно распределили между ними, то завершить строительство смогли бы лет через двадцать.

Зато благодаря концентрации ресурсов появилась возможность быстро ввести в эксплуатацию хотя бы часть из них. Первым таким объектом стал госпиталь для ветеранов войн, затем детская онкология и т. д.

Четвертое: мы понимали, что работа «строго по правилам» – разновидность забастовки. Особенно при молодости и несовершенстве существующей нормативной и правовой базы. Поэтому я неоднократно заходил к губернатору Б. Кузнецову с предложением предоставить не совсем легитимные кредиты селянам, дать, в нарушение закона, «федералам» (ракетчикам Бершети, управлениям внутренних дел, безопасности) взаймы на зарплату или так же незаконно выделить средства из дорожного фонда на благоустройство дорог в Перми и т. д. И всегда получал его согласие, впоследствии поддержанное депутатами.

Приходилось тратить силы и на противодействие романтическим и не совсем просчитанным инициативам.

Например, депутат Б. Гельфенбуйм со ссылкой на «цивилизованные страны» проникся идеей дефицитного бюджета и настойчиво продвигал ее к практической реализации. Представляю, чем бы это закончилось году в 1995-м, когда инфляция остановилась.

Весь 1992 год прошел в условиях острой нехватки наличности. Некоторые именитые соседи (Б. Немцов, Э. Россель) решили выпускать собственную региональную валюту… Нам хватило финансовой грамотности, чтобы избежать подобной дорогостоящей и вредной экзотики. Чем до сих пор и горжусь. Но есть в чем и покаяться.

При быстро меняющихся экономических условиях мне и моей команде не удалось избежать нескольких серьезных ошибок.

В конце 1980-х – начале 1990-х годов на общероссийском уровне было принято решение о строительстве в стране нескольких комбинатов (цехов), производящих продукты детского питания (КДП). В. Петрову, М. Быстрянцеву, А. Белорусову потребовалось немало усилий, чтобы область попала в заветный список. С 1992 года эту эстафету принял я. Нам не выделили прямого финансирования из российского бюджета, но в конце 1992-го дали квоту на реализацию на экспорт сырой нефти. Вырученная валюта должна была быть использована на оплату контракта по оборудованию для КДП. Вроде бы все делали честь по чести: объявили и провели тендер на поставку оборудования, еще раз получили подтверждение в Министерстве экономики о выделении квоты… А далее пошли «но»: проведение тендера затянули; за это время снизилась выгодность реализации нефти на экспорт из-за того, что разница между внутренней и мировой ценой резко сократилась.

Так что я подписывал контракт с выигравшей тендер финской компанией «Халонен» дрожащей рукой. Дальше – больше. Как выяснилось года через два, юридически контракт был проработан слабо. А если говорить открытым текстом – невыгодно для нашей стороны. В чем тут дело – в неопытности готовившего контракт начальника управления Владимира Ленских или в том, что иностранному партнеру удалось «прикормить» наших? Ответа на этот вопрос у меня нет. Но конечная ответственность за это все равно за мною (доверяй, да проверяй). Финансирование началось, но вскоре квоты вообще были отменены, и контракт «повис» на областном бюджете.

Когда в начале 2001 года я встретился с вновь избранным губернатором Юрием Трутневым и попросил перечислить его новые «головные боли», то Юрий Петрович, в их числе, как можно деликатнее назвал КДП.

Менее известная, но похожая история произошла с сигаретной фабрикой. Летом 1991 года на Советский Союз вообще и на Пермь в частности свалилась новая напасть: дефицит курева. Или, если официально, – табачных изделий. При всей централизованности и плановости советского народного хозяйства, самым надежным для региона было производить (и иметь) как можно больше собственного, своего: мяса и конфет, велосипедов и бензопил, краски и бензина, водки и сигарет. Была в Перми собственная табачная фабрика. Старая, с изношенным оборудованием, остановленным на ремонт. А через пару недель запасы табачных изделий иссякли. Вместо них – неотоваренные талоны, протестные пикеты и стоящие на ушах власти, пытающиеся добыть сигареты в обмен на все, что было в их распоряжении.