Иван Тюленев - Через три войны

Такая деятельность офицеров привела к тому, что на некоторых общих собраниях голосовали за резолюции, призывавшие к наступлению на фронте.

Но все же и мы кое-чего добились. На одном из собраний постановили послать в столицу делегацию, которая все выяснит и по возвращении доложит о том, что происходит в тылу и какого направления нам, фронтовикам, держаться в дальнейшем.

Делегацию избрали в составе четырех человек: от офицеров подполковника князя Абхазия и ротмистра Гутьева, от солдат - Давыдова и меня. Нам с Давыдовым солдаты дали наказ ясный: узнать, когда будет заключен мир, скоро ли передадут землю крестьянам, и потребовать, чтобы при дележе земли не забыли о тех, кто сидит в окопах.

У делегатов-офицеров были, конечно, свои планы. Накануне нашего отъезда меня и Давыдова вызвал к себе князь Абхазии. Говорил он с нами мягко, отеческим тоном. Но слова его нам не понравились. Он заявил, что по приезде в Питер мы все четверо первым делом пойдем к военному министру Временного правительства Гучкову и заверим его, что личный состав 5-го Каргопольского драгунского полка исполнен решимости продолжать войну до победного конца, что состояние духа у каргопольцев боевое.

Мы перечить не стали, а когда вышли от князя, Давыдов усмехнулся:

- Боевое-то оно боевое, только в другую сторону.

В общем, мы договорились в пустые пререкания с офицерами не вступать, а действовать по старому фронтовому правилу - осмотрительно, сообразуясь с обстановкой, но помня главное - выполнить поручение наших товарищей однополчан.

Приехали мы в Петроград б апреля по старому стилю.

Столица оглушила нас разноголосым шумом. На вокзале и привокзальной площади юркие мальчишки с кипами газет под мышкой выкрикивали звонкими голосами последние новости.

Немного пообвыкнув и осмотревшись, мы стали прислушиваться к тому, что выкрикивали газетчики. И что же оказалось - эта братва орала в полный голос то, о чем мы не решались говорить вслух, чтоб не попасть на заметку начальству!

- Долой войну! - пищал светловолосый шкет, штопором ввинчиваясь в толпу.

- Долой войну! - вторил другой.

Эти два слова, звучавшие для нас как сладчайшая музыка, сливались в одно звонкое:

- Долой войну! Долой войну! Долой войну!

Чем дольше мы прислушивались, тем больше ликовали. Мальчишки-газетчики провозглашали то, что нам, солдатам 5-го Каргопольского полка, и на ум не приходило:

- Долой министров-капиталистов!

- Мир без аннексий и контрибуций!

"Контрибуция", "аннексия"... Мы, признаться, даже слов таких не слыхали. Но раз "Долой войну", "Долой министров-капиталистов", значит, и это что-то важное, хорошее...

Столкнувшись с богатейшей возможностью получить полную информацию, мы даже растерялись: привыкли на фронте, что газета в окопах - целое событие.

Когда наши офицеры вышли из вагона первого класса и присоединились к нам на перроне, мы с Давыдовым уже держали под мышкой по охапке свежих газет.

Князь Абхазий, поглядев на наши сияющие лица, поморщился, как от зубной боли.

- Сейчас - прямо к министру, - заявил он, - а газетами займетесь на досуге!

Здесь на вокзале мы были равными, не то что в окопах, и я решительно возразил:

- Нет, сначала в Петроградский Совет.

Князь криво усмехнулся:

- Кто тут старший? Или прикажете считать, что вы больше не солдаты, а я не ваш офицер?

Тон его подействовал, сказалась привычка к беспрекословному повиновению офицеру, и мы с Давыдовым молча последовали за Абхазием.

Войдя во дворец, невольно оробели: после окопной грязи непривычным казалось его великолепие да и трудно было еще нам, крестьянским парням, преодолеть робость перед барскими хоромами.

В приемной министра князь Абхазий пошушукался с адъютантом, потом отозвал нас в сторону и сказал шепотом:

- Самого министра нет. Сейчас нас примет его помощник Маниковский. Вы, Тюленев, должны от имени личного состава нашего полка заверить высшее начальство в несокрушимой верности идеалам отечества. Говорите просто, не волнуйтесь, скажите, что мы готовы воевать до победного конца. Это сейчас главное. Ваше слово солдата, георгиевского кавалера, прозвучит убедительнее, чем наше с ротмистром.

Я покосился на Давыдова. Тот подмигнул мне, мол, молчи, не возражай, а там посмотрим.

Когда мы вошли в кабинет, навстречу нам из-за стола поднялся помощник военного министра Маниковский.

Князь Абхазий, вытянувшись в струнку, доложил, кто мы такие, а потом приветливо кивнул мне:

- Говорите, Тюленев!

Я откашлялся, тоже стал по стойке "смирно" и начал так:

- Ваше высокопревосходительство...

Маниковский снисходительно улыбнулся, а князь Абхазии поправил меня:

- Не надо именовать господина помощника министра вашим высокопревосходительством".

Но я пропустил мимо ушей замечание князя.

- Ваше высокопревосходительство! Солдаты послали нас с Давыдовым, - я кивнул на товарища, - чтобы узнать, когда конец войне. Хватит с нас! Это наша солдатская резолюция. А от имени офицеров я говорить не уполномочен.

Улыбка исчезла с холеного лица Маниковского. Он удивленно вздернул брови, вопросительно поглядел на князя. Тот процедил сквозь зубы в мой адрес: "Мерзавец!" Адъютант поспешно вывел меня с Давыдовым из кабинета. На этом наша аудиенция у помощника военного министра закончилась.

Офицеры остались в главном штабе. Мы не стали ждать их и пошли в Таврический дворец, где находился Петроградский Совет рабочих, и солдатских депутатов.

Таврический дворец напоминал развороченный улей. С большим трудом, растерявшиеся, оглохшие от шума, разыскали комендатуру. Получив талоны на питание и ордер в общежитие, пошли потолкаться по коридорам. Именно потолкаться, потому что во дворце было оживленнее и многолюднее, чем на Невском.

Военные, штатские, рабочие в кожаных куртках, сухопарые господа во френчах и золотых очках - кого только не заденешь плечом! И у всех во взгляде одинаковый, как вам показалось, огонек, словно все эти люди только недавно с пожара и отсвет пламени еще не погас в их глазах.

В одном из залов стояла группа пожилых людей, с виду рабочих. Мы с Давыдовым остановились, прислушались, о чем они говорят. Содержание разговора нам было непонятно, но мы обратили внимание, с какой любовью они повторяли: "Ленин сказал..."

Стояли мы тихо, стараясь не обращать на себя внимания, и все же один из группы, усатый, в потертой кожаной куртке, заметил нас:

- Из окопов, война?

"Война" - так называли друг друга солдаты на фронте. И это обращение сразу же расположило нас к усатому.

- Сегодня только прибыли, - сказал я.

- А по какой нужде?

Мы коротко объяснили, откуда и зачем приехали.

Усатый цокнул языком: