Иван Тюленев - Через три войны

В марте 1918 года меня приняли в партию большевиков. Это было окончательным утверждением пути, на который я ступил еще в Петрограде в 1917 году.

В конце мая наш Сызранский красногвардейский отряд получил приказание разоружить эшелоны с восставшими частями чехословацкого корпуса, стоявшие на станции Сызрань. На предложение сдать оружие мятежники ответили ружейно-пулеметным огнем, а затем перешли в наступление. Силы были неравные. Мы вынуждены были оставить Сызрань и отходить в направлении Сенгиле.

Несмотря на упорное сопротивление отрядов и частей Красной Армии, контрреволюционным силам удалось захватить Самару, Симбирск, Казань. Части чехословацкого корпуса заняли все железнодорожные станции от Пензы до Челябинска. Сибирь и Урал были отрезаны от центральных промышленных районов. Петроград и Москва остались без продовольствия, были обречены на голод.

Оккупированная кайзеровскими войсками, Украина тоже не могла помочь продовольствием промышленным центрам России.

Весь август и начало сентября шли ожесточенные бои за освобождение волжских городов. К этому времени разрозненные красногвардейские отряды уже были переформированы в части регулярной армии. Еще не окрепшие, плохо сколоченные, они неудержимо рвались в бой, дрались самоотверженно и побеждали. Когда стало известно о злодейском покушении на Владимира Ильича Ленина, в подразделениях и частях прокатилась волна собраний и митингов. Бойцы и командиры требовали сурово наказать организаторов покушения на жизнь Ильича и быстрее дать отпор врагу.

В результате стремительного наступления 10 сентября 5-я армия освободила Казань, а 12 сентября 1-я армия - Симбирск - родину В. И. Ленина.

В телеграмме В. И. Ленину бойцы писали: "Дорогой Владимир Ильич! Взятие Вашего родного города - это ответ на Вашу одну рану, а за вторую - будет Самара!"

Владимир Ильич в телеграмме на имя В. В. Куйбышева ответил бойцам: "Взятие Симбирска - моего родного города - есть самая целебная, самая лучшая повязка на мои раны. Я чувствую небывалый прилив бодрости и сил. Поздравляю красноармейцев с победой и от имени всех трудящихся благодарю за все их жертвы"{2}.

После взятия Казани, получив пополнение - мобилизованных в строй старых кавалеристов, мы реорганизовали наш конный отряд в кавалерийский полк. Стали заниматься боевой подготовкой.

В огне гражданской войны Коммунистическая партия и лично В. И. Ленин, руководя строительством новой армии, выращивали пролетарский командно-политический состав. Нелегкой была эта задача. Офицеры царской армии в большинстве своем находились в лагере врагов Советской власти. Небольшая же часть их, перешедшая на сторону Красной Армии, работала еще робко, красноармейцы относились к ней с недоверием. Необходимо было в кратчайшие сроки в тяжелых условиях войны выковать из солдат - рабочих и крестьян - командные кадры, преданные делу революции.

Командиры и политработники, выдвиженцы из народа, нуждались в военной подготовке. Поэтому была развернута сеть военных курсов, создана Академия Генерального штаба РККА.

Случалось и так, что на курсы и в академию некоторые красные командиры шли с неохотой, считали это чуть ли не наказанием. Так было и со мной.

В ноябре 1918 года, в дни празднования первой годовщины Великого Октября, меня вызвал губвоенком Казани Петренко.

- Ну как, Тюленев, - встретил он меня лукавой улыбкой, - еще не отвоевался?..

Я недоуменно пожал плечами. Конечно же, Петренко шутит. Ему, как и мне, хорошо известно, что положение на Восточном фронте тяжелое, следовательно, рано еще вешать на стену боевой клинок. Это я и высказал губвоенкому.

- И все же тебе, Тюленев, пока воевать не придется, - огорошил меня Петренко и уже без улыбки продолжал: - Есть решение губкома и губвоепкома послать тебя в Москву учиться. Одним словом: военная академия.

Я опешил. Какая еще академия! Какая тут учеба, когда надо драться!

Петренко спокойно выслушал мои возражения и сказал:

- Чудак ты, Тюленев! Тебя за тем и посылают, чтобы ты выучился бить контру по-настоящему. Тогда от тебя будет больше пользы. И еще учти: академия создана по личному указанию Ленина. Так что, если ты не подчиняешься нам, считай, что не подчиняешься Ильичу. Понятно? Вот и делай выводы.

После таких слов я перестал протестовать.

В конце ноября 1918 года я прибыл в Москву. Академия Генерального штаба помещалась в Шереметьевском переулке, в здании бывшего охотничьего клуба.

Комната, в которой мне предстояло жить, была темная, без окон. Когда я вошел, в ней горел свет. Первое, что бросилось в глаза, - в два ряда вдоль стен узкие кровати. В проходе между ними нервно шагал, вернее, не шагал, а метался щеголеватый военный лет тридцати, с усиками, аккуратно, на пробор, причесанный.

Увидев меня, он остановился и громко, с издевкой сказал:

- Еще одна птичка пожаловала! Что, брат, фронт тебе надоел?

В ответ я только махнул рукой. Мой собеседник вздохнул:

- Приказали? Мне тоже приказали. Но черта с два! Уеду! Придумать такую несуразицу - боевых людей за парту!

Это был Василий Иванович Чапаев.

Мне досталась койка через одну от него. Много вечеров просидели мы вместе над учебниками и топографическими картами.

В первых числах декабря должно было состояться официальное открытие академии. Прошел слух, что к нам приедет Владимир Ильич. Мне повезло: в день открытия я был дежурным по академии. Легко понять, с каким нетерпением ждал я вечера. Ведь повязка дежурного давала мне право вместе с начальством встречать Ильича. Я столько раз подходил к швейцару, стоявшему в дверях, и так подробно инструктировал его, чтобы он, упаси боже, не задержал человека в штатском (следовало описание внешности Ильича), что старик в конце концов рассердился и накричал на меня.

Часам к пяти вечера в вестибюле собралось командование академии. Все думали, что Ленин приедет на машине, поэтому прислушивались к каждому гудку автомобиля. На улицу решили не выходить, чтобы не создавать излишней "помпы": знали - Ильич этого не терпел.

Без десяти минут шесть неожиданно открылась дверь - и перед нами появился Ленин. С ним были еще два товарища. Ильич был бледен, вероятно, ранение еще давало себя знать.

Начальник академии, оправившись от растерянности, начал докладывать, но Ленин остановил его, быстро протянул ему руку, потом коротким кивком поздоровался со всеми:

- Здравствуйте, товарищи! Если наши "академики" собрались, лучше сразу пройти в зал.

Когда Ленин появился на сцене, зал дрогнул. Овация была такая, будто тут было не сто, а по меньшей мере тысяча человек.

Владимир Ильич говорил о трудностях, переживаемых республикой, о том, что республика позволила себе такую "роскошь", собрав здесь на учебу в самый ответственный момент боевых командиров, но сделано это потому, что для будущей борьбы ей нужны опытные полководцы, которые хорошо разбирались бы в сложной обстановке гражданской войны, умели бить врага по всем правилам военного искусства.