Теодор Гладков - Герои Гражданской войны

И повсюду, всегда и везде части, которыми командовал Н. В. Куйбышев, не знали поражения в боях, были первыми в воинской учебе в мирное время.

Таким был комиссар, начдив, командарм Н. В. Куйбышев, талантливый военачальник, прямой, честный и скромный человек…

…Древние оружейники, непревзойденные мастера булата, долго и тщательно отделывали каждый клинок. Пучок проволоки скручивали, нагревали, проковывали, закаляли, шлифовали, покрывали причудливым узором. А под конец, если булат удавался, на нем чеканили короткий и мудрый девиз.

На одном из таких старинных клинков, подаренных мне в годы гражданской войны дагестанским джигитом, затейливой вязью было выведено: «За правое дело — верен до смерти».

И сейчас, задумываясь над судьбой Николая Владимировича Куйбышева, человека, которого мне посчастливилось знать долгие годы, я думаю, что эта надпись могла бы послужить эпиграфом к описанию всей его недолгой и гордой жизни.

Он не был подпольщиком, не сражался на баррикадах, не спешил объявить о своей преданности новой власти. Но, поверив делу Ленина, до последних дней, через все испытания пронес эту светлую веру. Он не знал страха ни перед кем, что бы ни случилось, он не мог изменить своей партийной совести.

Многое изменилось в нашей стране, когда с высокой трибуны XX съезда партии священную незыблемость ленинских принципов партийной жизни именем партии провозгласил бывший комиссар 2-го батальона 74-го стрелкового полка 9-й дивизии Н. С. Хрущев.

И то, что после стольких лет забвения имя командира этой дивизии вновь заняло свое место среди других имен прославленных героев гражданской войны, — еще одно доказательство победы дела Ленина, дела, за которое боролся и погиб коммунист Николай Куйбышев,

И. ШЕВЧЕНКО

Городской театр в Бердичеве, казалось, шатался от криков, возгласов, улюлюканья. Зал битком набит вооруженными солдатами. Мелькают кое-где фигуры штатских и офицеров. Над собравшимися в клубах дыма потонула люстра. Все устали, охрипли. Изредка в наполненный шумом и гамом зал пробивается отдаленная орудийная канонада.

У трибуны — какой-то щуплый человечек в очках и штатском плаще; он размахивает листком бумаги и кричит:

— Вот телеграмма из ставки! Прапорщик Крыленко убил генерала Духонина!

На скамьях эсеров поднимается исступленный шум. Раздаются крики:

— Большевики — предатели революции!

Неистовствует оратор у трибуны,

— Большевики хотят задушить революцию!

Из-за стола президиума выходит небольшого роста, плотно сбитый человек. Под распахнутой шинелью с погонами подпрапорщика — видавшая виды солдатская гимнастерка, на груди позвякивают четыре георгиевских креста — полный бант. Прищуренные умные глаза невозмутимо и решительно смотрят в зал. Он подходит к трибуне и спокойно отодвигает оратора в очках. Потом неожиданно показывает рукой на потолок. Зал недоуменно стихает.

— Слышите? — спокойно говорит подпрапорщик. — Слышите орудия? Это наступают немцы. Не просто войну продолжают. Наступают на революцию. Мир может быть добыт только в борьбе со всеми врагами пролетариата. Мы — за мир с Германией. Но сейчас немцы — враги революции. Мы должны решить: за революцию мы или против. За революцию — значит драться, драться за мир.

Наши враги — это контрреволюционное офицерство. Наши враги — это эсеры, уже скатившиеся на дорогу контрреволюции, отказывающиеся, признать советскую власть. Наши враги — это мародеры, шкурники и трусы, для которых личное дороже интересов Родины. Наши враги — это немцы, наступающие на нашу страну, предложившую мир.

И сникли, умолкли истерические вопли, зал загудел сочувственно, понимающе. Своему.

— Правильно! Даешь мир!

Из-за стола президиума поднялся широкоплечий грузин, глаза как маслины, орлиный нос. Заговорил горячо, взволнованно:

— Медведовский говорит правильно. Мы должны признать советскую власть и встать на ее защиту.

Его все знали: Васо Киквидзе, председатель солдатского комитета 6-й кавалерийской дивизии, при царе — подследственный арестант.

Здесь в ноябре 1917 года на чрезвычайном съезде солдатских комитетов Юго-Западного фронта впервые встретились Василий Исидорович Киквидзе и Самуил Пинхусович Медведовский. В дальнейшем судьба тесно связала их.

Настроение масс было ясно — за Советы. Дальнейшая проволочка только играла на руку врагам революции. Фракция большевиков съезда объявила о роспуске съезда. Это неожиданное и смелое решение изумило всех, на мгновение зал замер, но затем спять поднялся неистовый шум. Он перешел почти в рукопашный бой: солдаты выдворяли из зала меньшевиков, эсеров и их прихвостней. Вокруг стола президиума собрались все большевики, вместе с ними Киквидзе. Разговор деловой и лаконичный.

— Надо избрать ревком. Силы-то у нас не ахти… Но выдержим.

— А я свою дивизию продвину сюда, — откликнулся Медведовскому Васо Киквидзе. — Ничего, волков бояться — в лес не ходить!

Так начался совместный боевой путь Медведовского и Киквидзе.

…Самуил Медведовский родился в 1891 году в местечке Золотоноше Полтавской губернии. Его отец служил сторожем и чернорабочим в синагоге. С детских лет понял Самуил, как трудно бедняку да еще еврею в царской России достается кусок хлеба. Семи лет Медведовский остался без матери, девяти — без отца. Кое-как упрямый мальчонка по талмуду, с подзатыльниками и бранью «учителей» овладел грамотой.

Он всей душой рвался к знанию. На средства «политического» — сельского учителя, разгадавшего в драчливом мальчонке недюжинные способности, Медведовский учится в городском училище, одновременно зарабатывая уроками на жизнь. Словно шутя овладевает немецким языком. Говорит без акцента. Пишет без единой ошибки.

И вот разговоры по всей Золотоноше. Правоверные евреи удивляются. Подумать только! Бесштанный сирота — ладно бы из «хорошей семьи» — Самуил Медведовский в 1911 году сдает экстерном за курс гимназии. А потом — уж совсем непонятное — молодой Медведовский («жить бы ему, как люди») ввязывается в «политику», даже в тюрьму попадает за беспорядки. Чем бы это кончилось — неизвестно, но в 1912 году его забирают в армию…

Грамотность и отличное знание немецкого языка выделили его среди солдат 27-го Витебского полка, в котором он служил. Его назначают на «ответственный» пост — писарем 10-й роты.

Началась первая мировая война, и едва полк прибыл на фронт, как командир полка Богданович, ярый антисемит, перевел Медведовского из писарей в команду пеших разведчиков. Вместе с ним были переведены в разведчики еще два еврея, служившие в полку в фельдшерской команде: