Владимир Рекшан - Самый кайф (сборник)

Я бы мог много вспомнить разного и страшного, на целую повесть! Но электричка уже тормозит возле платформы Балтийского вокзала, и пора вспоминать, для чего я, нарушив трудовую дисциплину, оставил кочегарку и прикатил в город.

У меня в трудовой книжке имеется выдающаяся запись: «Руководитель семинара по рок-поэзии». За такую запись могут и пенсии не начислить. Так получилось, но осенью восемьдесят четвертого я заключил с Домом народного творчества договор, по которому обязался обучать слушателей семинара этому несуществующему ремеслу.

На общерокклубовском собрании торжественно объявили о начале работы семинара, и в ближайший понедельник в скромной комнате меня поджидало человек тридцать. Аудитория представительная. От квазихиппи до резких мальчиков в черных кожанках с бритыми затылками. Троглодиты, олухи царя небесного и неформальные объединенцы – так расписал их мысленно по сословиям. Я хоть и полный георгиевский кавалер рок-музыки, но предстоящее меня волновало. Я прихватил гитару и побрякал олухам перед разговором, как бы давая понять, что я свой. Свой не свой, но работа началась.

Сперва я пытался вести разговор в торжественно-академическом стиле и несколько распугал рокеров амфибрахиями и контреже. Работать приходилось в потемках, методом тыка. Тыкаясь так, я набрел на «Поэтику» Аристотеля и стал плясать от «Поэтики», как от печки. Получилось ненавязчиво и весело. Рокеры приносили сочиненные тексты, распевали под гитару, а мне приходилось каждый раз устраивать представление, дабы, ругая услышанное, не тревожить революционных рок-н-ролльных чувств и не заслужить обвинений в конформизме. За достижение почитаю разоблачение плагиата в творчестве одного троглосеминариста. Подправленный до народного ума текст Гумилева выдавал за свой.

Стиль вроде найден, дело двигалось, но как-то пришли трое вежливых таких, в кожанках, с челками, внимательными взглядами и полуулыбками. С магнитофонами пришли и вежливо слушали мои разглагольствования, а в перерыве спросил:

– Мы хотим показать и обсудить тексты.

Настроение у меня было приподнятое, я только что удачно шутил и разделывался с троглодитскими сочинениями.

– Что ж, давайте тексты. А группа как называется?

– «Труд».

– Оригинальное название! У вас и запись есть?

– Да, – отвечает подошедший, а те, что с ним, уже прилаживают к розетке магнитофонный провод.

– Что ж, давайте тексты, – повторяю.

Мне протягивают картонную коробку от бобины, на которую наклеено «Труд» – вырезанное заглавие всесоюзной газеты, и несколько газетных статеек.

– А где тексты?

– А вот. Мы исполняем уже опубликованное, и хотелось бы залитовать. Ведь опубликованное литуют сразу, да?

Немытые рокеры (конечно, они мытые – просто я так привык их про себя называть) собрались слушать. Бобины закрутились, из динамиков полетели смутные звуки – выкрики, бряканье нестоящих гитар, а я стал вчитываться в опубликованные тексты. Одна информация говорила о том, что неподалеку от Бонна собрались неонацисты на очередной шабаш, то да се, и, мол, неонацисты активизируются. В «музыкальном» варианте смысл выворачивался наизнанку и доходил до слуха лишь многократный рефрен, исполняемый под стук пивных кружек: «Неонацисты активизируются! Неонацисты активизируются!» Дальнейшие композиции развивали тему. Немытые (мытые) рокеры веселились, приняв все за шутку, а я растерялся… Я родился через несколько лет после войны, а они после первых полетов в космос. Мы вроде говорили про одну музыку, про «Битлз», «Роллинг стоунз», хард, рэггей и прочее, но принадлежали, получалось, разным цивилизациям.

Мытые рокеры, эти в основном славные олухи и девушки, они ждали моей реакции, представляя, видимо, как я стану возмущаться и буду нелеп в клокочущем гневе, как школьный учитель. Я хотел было набить морды молодцам из «Труда» за провокацию, за Джона Леннона, за мою минувшую юность…

– Вы их разрешите к исполнению, да? – Трое вежливых смотрели с улыбочками. – Ведь опубликованное можно исполнять, да?

– Да, – неожиданно нашел я решение, – это опубликовано… Но ведь есть авторское право. Я разрешу вам – если вы принесете разрешение авторов газетных заметок.

Курточки застегнуты, магнитофон собран, ушли без улыбочек и даже без полуулыбочек, но и мне не до смеха.

Руководство Дома народного творчества посчитало, что условия договора я выполнил, и со следующей осени семинар продолжился. Я решил так: пусть немытые-мытые рокеры учатся стройно высказываться по поводу рок-музыки. Учась высказываться, они разберутся с мыслями, а разобравшись с ними, научатся стройно высказываться на бумаге, то есть сочинять слова, если неймется, к музыке рок. Но рокеры – бу-бу, в кайф не в кайф – рассуждают робко и коротко. Удлинять беседы приходилось мне, и к концу второго сезона я научился рассуждать о рок-н-роллах пространно и красиво. Хоть с закрытыми глазами, хоть посреди сна или любви, оторви меня от гуманитарного писательского дела, от борща, в парилке к голому с веником подойди, и, отдышавшись, я скажу:

– Нет, к сожалению или к удовлетворению, у нас никакого национального музыкального мышления!

Если после бани, борща, любви, сна дать собраться с памятью, я докажу это примером из собственной жизни. Мы уже не мальчиками оказались во Франции. Нам уже тюкнуло по восемнадцать, и на банкете мы уже могли хватануть винца. На банкете французы горланили хором свои общие песни, вдруг смолкли, предложив нам, из России, спеть. Нас оказалось человек шесть из команды в боковой от главного зала комнате, и нам очень хотелось спеть им так, чтобы… Но проще с гранатой под танк! Мы не знали полностью ни одной песни! Очень, до дрожи, хотелось спеть им так, чтобы… Спели китчевую «Калинку». И в ней мало что помнили, кроме «в саду ягода малинка, малинка моя». Собственно, «Калинка» – стилизация народной песни…

С Запада к нам пришли все основные виды цивильного искусства – балет, станковая живопись, поэзия, роман. Пришел и урбанистический рок. Так что «Битлз» мало чем отличается от Байрона…

Ладно! Уже третий сезон я обучаю троглодитов, олухов царя небесного и девушек. Как-то не так на небе расположились звезды, и порядочный семинар стал превращаться неизвестно во что. С каждым разом все больше рок-пролетариев забредало на занятия. Особенно после того, как перед ними выступил кудрявый талант из Новосибирска – Наумов. Сильный переборчатый гитарист, словообильный и торчковый, клевый, кайфовый автор текстов. А в ноябре прослушивали трио «Зря». Троглодитов и остальных набилось человек пятьдесят, и собственно обсуждение оказалось сорванным. Трио «Зря» медитировало. Это мы знаем – медитация. Такая штука. Аккуратная музыка, а кайфа нет, потому что нет драйва. «А без кайфа, – говорят рокеры, – нет лайфа». Так и решили голосованием.