Владимир Рекшан - Ленинградское время, или Исчезающий город

Отец купил мне пудовую гирю и эспандер. Я начал упражняться с ними в свободное от тренировок время. Появился у меня и резиновый бинт, которым я качал бицепсы, привязав его к батарее. Сначала в зал на Чугунной улице я ходил в младшую группу, которая тренировалась за два часа до основной. Тогда приходили чемпионы и те, кто, как нам казалось, вот-вот чемпионами станут.

Постоянные тренировки странным образом только улучшили успеваемость в школе: спорт приучал рационально относиться ко времени. Сам процесс обучения в школе стерся из памяти. Но я отлично помню подаренную мне десятитомную Детскую энциклопедию оранжевого цвета. Тома по истории и географии я особенно любил…

Пригласили меня первый раз и на летний спортивный сбор клуба в Центральный парк культуры и отдыха им. Кирова (ЦПКиО) на Елагином острове. Когда-то он был местом отдыха царской семьи. Жили юные спортсмены в деревянном кривоватом двухэтажном домике возле знаменитого дворца, построенного по заказу императора Александра I Карлом Росси в начале XIX века. Это блистательный образец русского классицизма в архитектуре… Из ЦПКиО мы ездили каждый день на стадион «Медик», а кроссы бегали по самому острову.

На следующий год летний юношеский спортивный сбор проходил на базе Ленинградского военного округа в Кавголово. Там тренировались по два раза в день, а по субботам выступали на соревнованиях.

Мои дедушка с бабушкой сняли на лето комнату в ближайшем поселке, куда я приходил подкормиться. Тело росло, постоянно хотелось есть. Отец подарил мне килограммовый диск, и я, найдя полянку в лесу, пробовал его метать, вспоминая, как это делали взрослые.

К пятнадцати годам я уже вымахал ростом под метр девяносто. Постепенно оформилась и мускулатура. К осени 1965 года, тренируясь в зале ГОМЗа во взрослой группе, уже мог похвастаться ловкостью и быстротой. На ближайших юношеских соревнованиях я стал чемпионом Ленинграда…

Юношеский опыт повлиял на всю последующую жизнь. Я и теперь так считаю: любой старательный и честный труд приводит к результату. Этот типичный путь прошли тысячи и тысячи молодых людей, попавших в Школу Алексеева.

Тогда же я стал тренироваться у самого Виктора Ильича.

Через два месяца после перехода в группу Алексеева я стал чемпионом страны среди сверстников. Соревнования проходили на Зимнем стадионе. Соревновались мы в двоеборье: прыжки в высоту и длину. По сумме очков я и стал первым. Дедушка и бабушка сидели на трибуне и волновались. Накануне бабушка Ирина Васильевна старательно пришивала к майке номер, а дедушка Северин Андреевич с не меньшей старательностью укреплял пяточные шипы на прыжковой туфле. Стоит перевести данное сообщение на современный язык. Спортивная амуниция достойного класса была в советские времена большим дефицитом. Кроссовки – роскошью. Прыжковые туфли «адидас» или «пума» доставались только членам сборной страны. Обычным атлетам приходилось довольствоваться отечественной продукцией. Наши шиповки оказывались непрочными: пришитая фабричным способом пятка с шипами постоянно отрывалась, все время приходилось что-то изобретать, приклеивая и пришивая ее обратно. Несколько лет я носил хлопчатобумажные костюмы, у которых моментально вытягивались коленки. Спортивной роскошью считался шерстяной костюм с молнией на груди. Такой я получил, когда стал кандидатом в сборную страны. В спортклубе ГОМЗа мне выдавали трусы и майки. Чтобы получить новые, следовало старые сдать обратно. Получал я и синие спортивные тапочки. Кому удавалось, доставали китайские кеды. Наши кеды не котировались. Высшим шиком считалось обладание синим шерстяным костюмом с белыми лампасами, в каких ходили только члены сборной Советского Союза. Южане готовы были заплатить за них большие деньги. Тренируясь в Абхазии, мне неоднократно приходилось видеть мужчин вовсе не спортивного вида в подобных костюмах. Особенно ценились значки «Мастер спорта СССР». Когда я стал мастером, у меня такой значок скоро украли. Их также продавали в южных республиках…

Я вдруг стал спортивной знаменитостью, уважаемым человеком в школе и дома. Меня ставили в пример младшему брату. Начали выдавать талоны в столовую Дворца профсоюзов на одноименном бульваре. Туда можно было ездить обедать после тренировок. Но я предпочел иной, более эффективный способ: сдал талоны бабушке, она поехала в столовую, и ей на всю сумму вручили на кухне оковалки масла, сыра, колбасы и прочей провизии. Это называлось «отовариться». При виде сумки с продуктами, добытыми лично мной, я ощущал блаженную гордость. Идеалы любительского спорта Пьера де Кубертена рушились на глазах.

Вне всякого сомнения, спорт в Советском Союзе являлся тем, что сейчас называют социальным лифтом. Спортивные достижения делали человека материально независимым в раннем возрасте. Поездки на соревнования расширяли кругозор, кое-кому удавалось побывать в других странах. Несмотря на все бонусы, которые давал спорт в социальном смысле, ограничения оставались. Очень редко даже у выдающегося спортсмена была возможность заявить о своих правах. Хотя такое случалось…

…В 50–60-х годах прошлого столетия в мировой легкой атлетике появилось множество гермафродитов. Гермафродиты – это люди с некоторыми врожденными генетическими отклонениями. Внешне женщины, но местами и мужчины. Обычным женщинам на соревнованиях гермафродиты создавали проблемы. В 1958 году на чемпионате страны по легкой атлетике в толкании ядра у женщин победила, как считали многие, женщина-гермафродит. Тогда рекордсменки предыдущих лет Галина Зыбина и Тамара Тышкевич, ученицы Виктора Ильича Алексеева, отказались подняться с победительницей на пьедестал и получить награды. Разразился скандал, женщин поддержали спортсмены-мужчины. Дело дошло до ЦК партии. В итоге почти десятилетней борьбы женщины-спортсменки добились создания на международном уровне медицинской комиссии. Эпоха гермафродитов закончилась…

Надеюсь, что мое повествование представляет этнографический интерес. За последние полвека жизнь в городе на Неве сильно изменилась, и не так уж много людей, живущих в нынешнем Петербурге, имеют представление о том, как обстояло дело в Ленинграде в 60-е прошлого столетия.

Году в 65-м по ленинградскому радио прокрутили несколько песен британского ансамбля «Битлз». Вполне безобидные песенки вызвали массовый энтузиазм среди школьников. Чем-то они нас зацепили. Какой-то позитивной юношеской яростью. Советский диктор представлял битлов как простых рабочих, грузчиков из Ливерпуля. В школу стали приносить мутные черно-белые фотографии битлов с выразительными челками. Записей их песен еще никто толком не слышал, поскольку и катушечных-то магнитофонов никто из моих школьных товарищей не имел.