Павел Михайлов - 10000 часов в воздухе

Ловко и быстро обрабатывались и другие животные, перед тем как съесть их в сыром виде. С краба снимали только панцирь. Морского ежа расщепляли на две половины и вынимали его съедобные внутренности: пять ячеек, содержащие мелкозернистую массу, похожую на икру.

Рядом с нашим пляжем находился американский пляж. Некоторые пилоты развлекались тем, что за мелкую никелевую монету, а то и за сигарету заставляли итальянских ребятишек поедать крабов живьём. Разгрызаемый панцирь хрустел, как галька, на зубах, несчастные дети давились, американцы же хохотали.

Наш уголок на пляже был особым мирком, своеобразным заповедником, где не было ни завоевателей, ни побежденных, где люди встречались как равные и искренние друзья. Стоило только в городе распространиться слуху, что прилетели русские, как началось массовое паломничество. Итальянцы шли познакомиться с нами, побеседовать, а то и просто поглядеть на нас. До этого им говорили, что русские отпускают длинные бороды, ходят подпоясанные красным кушаком, с балалайкой через плечо.

Местные жители всячески старались доказать нам своё искреннее расположение. Как-то один из наших пилотов, возвращаясь поздно вечером с какого-то спектакля, заблудился в темноте и не мог разыскать в поселке нужного ему дома. Пожилой итальянец, которого он случайно встретил по пути, охотно проводил его. Пилот ушёл спать, а итальянец просидел на крыльце до утра. Когда в доме проснулись, гость попросил часового пропустить его к командиру.

Выслушав рассказ итальянца, наш офицер полез было в карман, чтобы расплатиться с проводником за оказанную им услугу. Но странный гость возмущенно замотал головой: его неверно поняли, никаких денег ему не нужно — он просто был рад помочь русскому офицеру и хочет, чтобы его фамилия стала известна командованию. Запомнилась мне эта фамилия.

Ещё раз спасибо вам за дружбу, синьор, — нет, не синьор, а товарищ Почарони!..

Дни шли за днями, мы уже отдохнули, а полёты всё ещё не предвиделись. Стояла нестерпимая жара: ни днем, ни ночью от неё не было спасения. Ворочаясь на своих раскладных койках под пологом, предохраняющим от назойливых москитов, мы с тоской думали о том, сколько полезных дел мы могли бы за это время выполнить у себя на родине!

А объединённый союзнический штаб в это время под самыми разнообразными предлогами препятствовал нам активно включиться в боевую работу.

Наконец наш экипаж получил долгожданное задание на первый боевой вылет. Мне предстояло разыскать партизанский отряд, который временно был вынужден отступить на греческую территорию.

Англо-американская сторона тщательно скрывала от нас эту точку, где находился английский офицер связи. Нас заверяли, что этот отряд кочует с места на место и разыскать его невозможно. Мы же имели точные сведения, что союзники постоянно летают туда только не из Бари, а из Египта. Впрочем, англичане не скрывали, что их самолёты летают к греческим партизанам, но умалчивали, что производят посадки.

Передо мной была поставлена задача: отыскать этот партизанский отряд, найти посадочную площадку, приземлиться и выгрузить медикаменты, а также обычные, необходимые партизанам вещи.

Наши полковники Попов и Троян с группой офицеров должны были остаться для связи и установления дружбы с греческими партизанами.

Мы понимали, как много может дать наш полёт к партизанам, и тщательно готовились к рейсу. Изучение карты заняло почти три дня. Пришлось прилежно потрудиться над ней с цветными карандашами в руках. Карта должна была стать нашим путеводителем, по ней мы могли отыскивать наземные ориентиры.

Удалось установить, что высота предполагаемой посадочной площадки над уровнем моря равна семистам метрам. Теперь оставалось определить подходы — с какого из них безопаснее идти на посадку. Рассчитывать на ориентировку по радиосигналам с земли нечего было и думать; подходы к посадочной площадке наметили, пользуясь скупыми данными карты. Требовалось учесть противовоздушные средства противника: немецкие укреплённые районы, аэродромы для ночных полётов вражеских истребителей, а также прожекторные точки зенитных батарей. Наш маршрут пересекал укреплённую линию на побережье.

Тщательно изучив карту и призвав на помощь весь свой опыт по прежним полётам в тыл противника, мы условно отменили предполагаемое расположение вражеских аэродромов, огневых и прожекторных точек.

Наконец все приготовления к полёту были закончены.

Наш самолёт над объятыми пламенем войны Балканами должен был явиться первым вестником того, что героям, изнемогающим от непосильной борьбы с оккупантами, идёт надёжная, братская помощь Советского Союза.

Нет, мы решительно не имеем права не справиться с заданием!

В моём дневнике записано: вылет из Бари 25 июля 1944 года. На борту самолёта, кроме экипажа, одиннадцать советских воинов, вооружённых автоматами и пистолетами. Им предстоит влиться в партизанский отряд и вместе с ним участвовать в боевых действиях против немцев. В обязанность советских воинов входит также поддерживать постоянную связь по радио с нашим командованием, чтобы согласовывать действия партизан с планом наступления Советской Армии на Балканах.

Груз наш состоит из продовольствия, оружия, переносных двигателей, радиостанций и другого военного имущества. Весь этот груз мы упаковали в специальные аварийные мешки, чтобы в случае необходимости сбросить его на парашютах, хотя твердо верили, что не придется этого делать.

Когда совсем стемнело, я получил разрешение у диспетчера американского командного пункта на вылет. Отрулил на стартовую линию и дал газ. Как искры, промчались мимо меня под левым крылом огни ночного старта. И вот мы в воздухе.

Я вёл самолёт в основном по приборам, лишь слегка подсвечивая их флуоресцирующим светом. Полностью освещать приборы в ночное время нельзя: яркий свет мешает лётчику видеть наземные ориентиры, пространство за стеклом кабины пилота становится непроницаемым.

Под нами мелькало множество огней: почему-то союзники отменили затемнение на всей территории освобожденной Италии. Даже портовый город Бари и тот не пользовался больше светомаскировкой. По ночам он защищался только цепью аэростатов.

Промелькнули огни города Таранто; миновали мы и Бриндизи; скоро должен показаться Гальяно — последняя наша точка на материке. По небу непрерывно рыскали прожекторы английских и американских постов противовоздушной обороны. Неудивительно — наш полёт по этому маршруту не был включён в план, а потому на земле, естественно, недоумевали: откуда взялся самолёт, не противник ли это?