Яльмар Шахт - Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948

Из-за такой политики я подвергался резким нападкам за рубежом. Она, конечно, противоречила прежним концепциям международной торговли и принципу наиболее благоприятствуемой нации. Ученые разных стран клеймили эту систему за отказ от хорошо известной всем экономической теории. Однако для меня больше значило не соответствие моей теории классической традиции, но то, что немецкий народ должен быть обеспечен необходимыми средствами для жизни. Сегодня, когда весь мир думает и действует в понятиях двусторонних договоров, читателю трудно представить смятение, которое породила торговая политика Германии в 30-х годах.

Подорвав концепцию частной собственности, навязав военные контрибуции, непосильные для экономики, дискриминируя немецкую политэкономию различными средствами по всему миру, отрицая свободу немецких предпринимателей передвигаться и жить за рубежом, навязанный Германии мир — все это потрясло сами основы, на которых строилась традиционная экономическая доктрина. Я испытал глубокое удовлетворение, когда во время открытия экономической конференции Британского Содружества 4 октября 1946 года — через несколько дней после моего оправдания в Нюрнберге — председатель Британской торговой палаты сэр Стаффорд Криппс заявил: «Шахт не примет участия в какой-либо из дискуссий на этой конференции, но его дух мы все ощутим. Вопрос состоит в том, сможет ли развиваться международная торговля, в частности торговля Великобритании, до необходимого уровня без внедрения на практике идей Шахта».

В 1936 году национал-социалистическая Германия достигла апогея своего международного престижа. Со всеми ограничениями, навязанными Версальским договором, было покончено. Несмотря на все трудности, теперь Германия располагала сбалансированной экономикой. Олимпийские игры, которые в этот год проводились в Берлине, привлекли огромное число иностранных гостей и представляли собой беспрерывную череду блестящих празднеств, организованных не только с большим великолепием, то также с безупречным вкусом и совершенной организованностью. Это приписывают доктору Геббельсу, который в данном случае хорошо знал, что надо делать. Не важно, касалось ли это больших мероприятий на стадионах, куда зрители приглашались посмотреть театральные представления, или планов проведения экскурсий по местам достопримечательностей — все носило на себе печать необычности, причем без назойливого блеска. Помимо спортивных состязаний, венцом всего явился вечерний праздник на открытом воздухе на Павлиньем острове, расположенном на реке Гавел между Ванзее и Потсдамом. Остров связывал с берегом реки мост из лодок. Когда гости ступали на мост, их приветствовали по обеим сторонам девушки, одетые, как пажи, во все белое с бриджами до колен. Огромный парк на острове расцвечивала иллюминация, в нем расставили бесчисленные столики, за которыми могло уместиться более тысячи гостей, обслуживавшихся служанками в белом. Особо подобранная музыка и воистину фантастический фейерверк создавали праздничное настроение. В качестве сувенира каждый гость получал живописный подарок от фарфоровой фабрики Берлина.

Публичные появления Гитлера в эти дни тоже были образцовыми. Какие бы речи он ни произносил, они были умеренными, мирными и дружественными в отношении других народов.

Новый план хорошо работал не только для Германии. Все другие страны, с которыми были заключены двусторонние соглашения, переживали деловую активность, поскольку находили в Германии растущий рынок для своих товаров. Особенно это касалось поставок сельскохозяйственной продукции и сырья с Балкан, что вело к улучшению экономических условий в этих странах.

В 1936 году я совершил поездку на Балканы с целью консолидации позиций взаимной торговли.

В ходе этой поездки на меня произвело наибольшее впечатление далекоидущее культурное влияние на Балканы германского характера и обычаев. Как и в 1930 году, я видел, что в Румынии все образованные группы населения понимали по-немецки. Также и в Югославии хорватское население продолжало демонстрировать прежнюю тенденцию ориентации на Вену в вопросах языка, живописи, литературы и науки.

В Белграде германский посол фон Герен организовал вечерний прием с участием министра и ведущих представителей делового сообщества, на котором я разъяснил новую торговую политику Германии. Я подчеркнул, что целью Германии не является держать такие страны, как Югославия, на уровне аграрных держав. Со стороны индустриально развитых стран было бы большой ошибкой выступать против постепенной индустриализации аграрных государств. Потребность таких государств развивать промышленность вполне естественна и понятна. Конечно, они должны начинать с более простых предприятий, таких как чугунолитейные и алюминиевые заводы, а не автомобильные и часовые. Такое развитие не нанесет вреда индустриальным государствам: будет постепенно изменяться только природа аграрного экспорта. Чем выше будет уровень жизни в аграрных странах благодаря промышленному развитию, тем больше будет у них потребностей. Их покупательная способность будет приносить пользу промышленно развитым странам.

Мне доставил истинное удовлетворение энтузиазм, с которым аудитория встретила эту речь, включая премьер-министра.

Поздней осенью того же года я совершил вторую поездку, на этот раз в Анкару и Тегеран. Вторая поездка, похожая на предыдущую, оказалась особенно интересной, поскольку ознакомила меня с двумя странами, нащупывавшими путь к демократии через диктатуру.

Глава турецкого государства Кемаль Ататюрк не смог встретиться со мной сразу по моем прибытии, поскольку лежал с простудой в постели. Два последующих дня были заполнены экономическими дискуссиями и социальными мероприятиями. На следующий вечер министерство иностранных дел дало ужин с присутствием дам. На часок-другой зашел премьер-министр Иненю, мы много пили, ели и разговаривали. Уже было поздно, когда разговор перешел на тему национальных танцев. Высокопоставленный чиновник турецкого правительства занял место в центре зала и исполнил сольный номер из непривычных для нас восточных танцев, которые состоят исключительно из последовательности ритмических движений. Мне сказали, что это один из турецких национальных танцев, и попросили показать немецкий танец. Я танцевал вальс, но он не был принят, поскольку вальс уже давно стал интернациональным танцем. Под влиянием момента я попросил оркестр сыграть «Тирольскую мелодию» и вместе с одной из немецких дам в качестве партнерши выполнил несколько разворотов, что было воспринято как немецкий образец танца и вызвало бурное ликование.