Жозе Фаус - Наука. Величайшие теории: выпуск 3: Гейзенберг. Принцип неопределенности. Существует ли мир, если на него никто не смотрит?

«Я знаю, что среди ответственных за сложившуюся политическую ситуацию есть люди, ради которых стоит набраться терпения. Разумеется, пройдет некоторое время, и прекрасное будет отделено от ужасного».

Ученый считал, что радикальные законы коснутся лишь немногих незначительных лиц, и «политическая революция пройдет без ущерба для гёттингенской физики». Вероятно, Гейзенберга на этот счет обнадеживал и фон Вайцзеккер, отец которого занимал высокий пост и в итоге стал членом правительства. К счастью для себя и своей семьи, Борн не внял советам Гейзенберга и покинул страну. Шрёдингер стал одним из немногих, кто покинул Германию добровольно, из-за несогласия со сложившейся политической ситуацией. Гейзенберг не понял этого поступка, заметив: «Он не был евреем, и ему ничего не угрожало».

Ученые, как могли, выражали протест режиму. Макс Планк и Макс фон Лауэ, используя весь свой авторитет, пытались не допустить того, чтобы немецкая наука попала под влияние политики. Планк в свои 75 лет добился приема у Гитлера, чтобы рассказать лидеру нации об огромном ущербе, который был нанесен немецким университетам из-за антисемитизма, однако в ответ услышал лишь о том, что и сам он может разделить судьбу своих протеже и попасть в концентрационный лагерь. Гейзенберг, в котором Планк видел будущее немецкой физики, никогда не выступал против нацистского режима в открытую, однако присоединился к этим двум видным ученым, чтобы защитить немецкую науку от нападок нацистов.

Макс Борн (1882-1970) по образованию был математиком. Он учился в университетах Бреслау (ныне – Вроцлав, Польша), Гейдельберга и Цюриха. Докторскую степень (1906) и хабилитацию (1909) получил в Гёттингенском университете.

Там же он сменил профиль деятельности и посвятил себя теоретической физике. Некоторое время Борн был профессором в университетах Берлина и Франкфурта, а в 1921 году вернулся в Гёттинген, где возглавил кафедру теоретической физики. Среди докторантов ученого были такие известные в последующем физики, как Виктор Фредерик Вайскопф, Роберт Оппенгеймер, Мария Гёпперт-Майер и Макс Дельбрюк. В 1933 году Борн, еврей по происхождению, покинул нацистскую Германию. Он работал в Кембриджском университете, затем возглавил кафедру математической физики в Эдинбурге. Несмотря на всю важность его открытий, имя Борна не всегда упоминается в числе создателей квантовой механики. Некоторые считают, что ученый должен был вместе с Гейзенбергом получить Нобелевскую премию 1932 года. Признание пришло позднее, в 1954 году, когда Борн был удостоен Нобелевской премии по физике «за фундаментальные исследования по квантовой механике, особенно за статистическую интерпретацию волновой функции».

В ноябре 1933 года члены Лиги преподавателей подписали письмо в поддержку решения правительства Германии выйти из Лиги Наций. Гейзенберг отказался ставить свою подпись, и глава Лиги преподавателей, которым был не кто иной, как Йоханнес Штарк, попытался настроить против ученого студентов. Впрочем, эти усилия были напрасными. Несколько месяцев спустя Штарк предложил, чтобы все немецкие лауреаты Нобелевской премии отправили Гитлеру телеграмму со словами поддержки. Планк, Лауэ, Нернст и Гейзенберг отказались, мотивируя свое решение тем, что даже если бы они лично были согласны с текстом телеграммы, ученым не следует высказывать мнение о политических вопросах. Штарк с негодованием ответил, что они уже занимались политикой, когда преподавали теорию относительности и говорили об Эйнштейне.

В 1935 году в рядах государственных служащих прошла вторая чистка. Многие лейпцигские профессора, в числе которых был и Гейзенберг, выразили на ученом совете несогласие, за что получили строгий выговор. Ректор университета попытался убедить Гейзенберга записаться в резерв немецкой армии, чтобы доказать свою верность режиму, что тот и сделал несколько месяцев спустя. Гейзенберг считал уход из университета единственной политической и моральной альтернативой и решил посоветоваться с Планком. Как рассказывал физик много лет спустя, Планк считал, что отставка, не имеющая никакого практического воздействия, не станет решением. Он говорил: «Теперь все мы должны смотреть в будущее». Следовало поступить так же, как и во время Первой мировой войны: отделить немецкую культуру от политической конъюнктуры, провести различие между словами и истинными намерениями и сохранить свои посты. Гейзенберг сделал вывод: нужно терпеть, пока не случится худшее, и формировать в неблагоприятной политической среде островки стабильности, где можно сохранить отстаиваемые ценности.

В декабре 1933 года были присуждены очередные Нобелевские премии по физике. Гейзенберг был удостоен премии в 1932 году, однако ее вручение было отложено. Нобелевскую премию 1933 года разделили Шрёдингер и Дирак. Когда Борн узнал о присуждении Гейзенбергу Нобелевской премии, он отправил коллеге поздравительное письмо. В ответ Гейзенберг написал:

«Уважаемый господин Борн,

я не писал вам все это время и не поблагодарил вас за поздравления отчасти потому, что мне не давали покоя угрызения совести. Тот факт, что я один получил Нобелевскую премию за работу, которую вы, Йордан и я совместно провели в Гёттингене, угнетает меня, и я не знаю, что написать вам. Разумеется, я рад, что теперь наши общие усилия оценены по достоинству, и с наслаждением вспоминаю о нашем сотрудничестве. Я также верю, что всякий хороший физик знает, сколь важным был ваш вклад и вклад Йордана в создание квантовой механики, и никакое ошибочное решение, принятое извне, не изменит этого. Мне остается лишь вновь поблагодарить вас за совместный труд и опять испытать чувство легкого стыда.

С горячим приветом,

Вернер Гейзенберг»

О своих чувствах Гейзенберг написал и Бору:

«Если говорить о Нобелевской премии, я чувствую угрызения совести по отношению к Шрёдингеру, Дираку и Борну. Шрёдингер и Дирак заслуживают полной премии, по меньшей мере как и я, а я должен был разделить премию с Борном, с которым мы работали вместе».

Гейзенберг упоминал об этой неоднозначной ситуации в конце 1947 года, когда написал бумагу в защиту осужденного на Нюрнбергском процессе Эрнста фон Вайцзеккера, который был отцом его товарища. Некоторые свои идеи Гейзенберг прояснил и в рукописи, опубликованной уже после его смерти. Он писал, что немцы нееврейского происхождения, выступавшие против нацизма, должны были сделать выбор между двумя видами оппозиции – активной и пассивной. Пассивная оппозиция означала эмиграцию или отказ от всякой ответственности. Оба этих варианта были для ученого равносильны дезертирству. Активная оппозиция означала прямое противодействие, в том числе вооруженное сопротивление. Однако подобные действия также были обречены на провал. Выбором Гейзенберга стало получение определенного влияния: «Важно прояснить, что это, по сути, был единственный путь, который позволял что-то по- настоящему изменить». Жизнь ученого превратилась в череду ежедневных этических конфликтов и компромиссов с режимом, направленных на то, чтобы «что-то по-настоящему изменить». Для многих его коллег и друзей за границей действия Гейзенберга были равнозначны открытому сотрудничеству с нацистами.