Семен Синельников - Киров

Кубанский казак, военный фельдшер по образованию, царский офицер Сорокин рад был служить хоть красным, хоть белым. Его устраивал любой цвет, лишь бы, как и прежде, в казачьем полку властвовать над людьми и кутить. В начале 1918 года Сорокин смекнул, что выгоднее всего прикинуться красноватым, если не красным, поскольку в некоторых слоях казачества, особенно среди фронтовиков, ненавидели царских генералов, заправлявших белогвардейщиной.

Разбитной краснобай, ругмя ругавший генералов, он станичникам нравился. Численность его отряда, зародившегося в родной станице, за какой-нибудь месяц удесятерилась. Казаков-бойцов отличали наследственная отвага и превосходная выучка. Большевистские революционные комитеты — ревкомы правильно нацеливали Сорокина на уязвимые места в белогвардейских войсках. Это принесло отряду несколько побед, а Сорокину — полузаслуженную славу и высокие посты.

Его тщеславию не было предела. И хотя победы сменились поражениями, он превратился в одного из тех бонапартишек, какие порой выплывают на поверхность в пору революционных ломок и перестроек. Из-за непрекращающегося отступления армии и частых перекочевок штаба местные власти попросту не успевали тол ком приглядеться к командующему войсками — главкому, а он уже мерил себя только по своей длинной тени в час заката.

В начале октября впервые создали Революционновоенный совет — Реввоенсовет — Северокавказской армии, сразу же принявшийся налаживать порядок в штабе Сорокина. Сорокин воспротивился нововведениям, рьяно отстаивал свое самовластие, выдавая его за единоначалие. Отношения с Реввоенсоветом и руководителями Северокавказской республики резко обострились. Были веские основания безотлагательно сместить Сорокина. Однако руководители республики действовали медленно, вяло, неосмотрительно. Сорокину это было на руку. 21 октября он арестовал и убил руководителей ЦИК, крайкома партии, фронтовой ЧК, а затем еще несколько честнейших большевиков.

Когда 22 октября Сергей Миронович возвратился в Пятигорск, по городу распространяли клеветническую листовку Сорокина о каком-то раскрытом им контрреволюционном заговоре, во главе которого якобы стояли эти по-бандитски убитые большевики. В условленном месте Кирова встретил Рихтерман.

Он передал: идти к себе, в гостиницу «Эрмитаж», Кирову нельзя, его подкарауливают сорокинцы, а во что выльется авантюра Сорокина, пока оказать трудно, поэтому уцелевшие руководители республики и города вынуждены скрываться.

Через находившихся при Рихтермане товарищей-посыльных Киров выяснил, что ни партийно-советские учреждения, ни гражданский телеграф, ни железная дорога авантюристами не захвачены. Сорокина видели на центральных улицах, он проводил смотр каким-то воинским частям, прибывшим в город. Все это никак не походило на начало белогвардейского мятежа, иначе сорокинцы не тратили бы зря время, да и фальшивка о заговоре была бы им ни к чему. Создавалось впечатление, что Сорокин выжидает, как сложатся события, выставляя напоказ свое всесилие и надеясь на свою хитроумную фальшивку. Киров связался с Анджиевским и другими ведущими партийцами. Было решено избегать пока углубления конфликта с Сорокиным.

Определить, как далеко он намерен зайти в своих расправах, не удавалось. И по совету Кирова тотчас же начали эвакуацию семей партийных и советских работников. Местом эвакуации назначили Георгиевен, где войска были вполне надежны и где партийной работой занималась владикавказская большевичка Евдокия Полякова. По ее воспоминаниям, Сергей Миронович, прибегнув к дореволюционному подпольному шифру, прислал ей по прямому проводу телеграмму, велев сделать все необходимое для приема пятигорцев. В дальнейшем она получала шифровки и от председателя Реввоенсовета Яна Васильевича Полуяна.

Рихтерман повел Сергея Мироновича к своему доброму знакомому Петру Алексеевичу Ржаксинскому, который ведал медицинской частью всех пятигорских госпиталей. Помимо того, в госпитале на Дворянской улице Ржаксинский был главным врачом и хирургом. Врачами были также дочь Ржаксинского, Зинаида Петровна, и ее муж, Александр Иванович Виноградов,

Как вспоминал Виноградов, едва он пришел домой, Рихтерман сказал ему, что необходимо найти для Кирова безопасное убежище на ночь. Дополняя воспоминания мужа, Зинаида Петровна писала, что всю семью поразило самообладание Сергея Мироновича. За обедом он оживленно говорил о всякой всячине, словно в гости пришел. Рихтерман же, перенесший в царское время немало арестов и тюремных отсидок, не мог скрыть волнения, особенно когда раздавался звонок. С наступлением сумерек Ржаксинский и Виноградов доставили Кирова как хирургического больного на Дворянскую, в госпиталь, где поместили в отдельную палату под чужим именем. Всю ночь он через третьих лиц продолжал общаться с Анджиевским.

Ранним утром, по словам Виноградова, Киров уехал в Невинномысскую. Рихтерман говорил, что Сергей Миронович за день побывал в нескольких городах и станицах, встречаясь с партийными работниками и участниками проведенной им в сентябре конференции военных комиссаров. Убедившись, что войска верны долгу и дадут отпор любым враждебным проискам, Киров на тайном совещании в Пятигорске предложил выманить Сорокина в Невинномысскую, арестовать там и отдать под суд.

Сорокину сказали, что раскрытый им заговор требует обсуждения на чрезвычайном съезде Советов республики и что необходимо также переизбрать ЦИК. Тот вообразил, будто его клевете поверили, и одобрил эту мысль, пожелав созвать съезд в Пятигорске или Минеральных Водах. Сорокину возразили: там полно обывателей, которые превратно истолкуют его поведение, гораздо предпочтительнее прифронтовая станица Невинномысская. Сорокин клюнул и на вторую приманку, не подозревая, что в Невинномысскую брошены две отборные дивизии, снятые с передовой.

Делегатов всюду выбрали с исключительной быстротой. 27 октября, за день до открытия чрезвычайного съезда, его большевистская фракция постановила объявить Сорокина вне закона, известив о том телеграммой все войска и население.

Сорокин узнал о телеграмме в пути на съезд и, бросив свой бронепоезд, метнулся на автомашине в степные районы, собираясь, вероятно, близ Кизляра перебежать к белогвардейским мятежникам-бичераховцам. Но за Ставрополем советский кавалерийский полк догнал, разоружил преступника и его конвой.

Сорокина и его сообщников расстреляли.

Искоренение сорокинщины усилило боеспособность Северокавказской армии. Совместно с отрядами Серго Орджоникидзе она выиграла несколько серьезных сражений.

В ноябре Терская область была освобождена от врага.