Ольга Клюкина - Святые в истории. Жития святых в новом формате. IV–VII века

А вот еще один ключевой момент: Августин уже не в первый раз приходит домой к епископу Амвросию и застает его за тихим чтением…

«Когда он читал, глаза его бегали по страницам, сердце доискивалось до смысла, а голос и язык молчали. Часто, зайдя к нему (доступ был открыт всякому, и не было обычая докладывать о приходящем), я заставал его не иначе как за этим тихим чтением. Долго просидев в молчании (кто осмелился бы нарушить такую глубокую сосредоточенность?), я уходил, догадываясь, что он не хочет ничем отвлекаться в течение того короткого времени, которое ему удавалось среди оглушительного гама чужих дел улучить для собственных умственных занятий».

И это тихое чтение поражало учителя риторики Августина, может быть, не меньше, чем услышанные речи епископа.

У римлян было принято даже в одиночестве читать книги вслух, чтобы на звук воспринимать все красоты слога, звучные обороты и заодно оттачивать собственную речь. А епископ Амвросий читал молча, ни на что не отвлекаясь, чтобы как можно глубже проникнуть в смысл прочитанного.

«Не стремись к внешнему, возвратись в себя самого: истина обитает во внутреннем человеке», – напишет блаженный Августин в «Исповеди».

Епископ Амвросий сочинял и стихи, и церковные гимны.

А вскоре Августин убедился, что сочинявший стихи и любивший минуты тихого уединения епископ Амвросий может быть и пламенным борцом.

В начале 386 года Юстина от имени сына издала эдикт, восстанавливающий в правах арианскую партию и позволяющий арианам совершать богослужения. В связи с этим Юстина приняла решение передать арианам одну из базилик города.

В ответ Амвросий, епископ Медиоланский, выступил с гневными речами, говоря, что императорский двор не должен вмешиваться в дела Церкви – цезарям дано право распоряжаться общественной жизнью, но на церковную оно не распространяется. Император принадлежит Церкви, но не стоит над ней – такой была его позиция.

Тогда ариане решили силой захватить главную базилику в Медиолане. Узнав об этом, святитель Амвросий заперся в храме вместе с верными прихожанами и приготовился держать оборону.

Юстина дала приказ осадить базилику. Осада продолжалась несколько дней, но ни к чему, кроме многочисленных жертв, не привела. Амвросию велели явиться в государственный совет, где ему должны были объявить о ссылке.

Но епископ пришел не один, а в окружении большой группы верующих, и Юстине пришлось отступить. Ведь за спиной епископа пока еще стоял престарелый император Феодосий, продолжать конфликт было слишком опасно.

Вскоре от имени сына, Валентиниана Второго, Юстина издала новый указ, где каждому было разрешено исповедовать ту религию, какую он сам пожелает.

Об этих событиях наверняка много говорилось и в доме Августина, и он тоже их обсуждал, но при этом чувствовал, что душа его замерла и находится словно во сне. Его не радовали ни удачная карьера, ни перспектива семейной жизни, ни влиятельные знакомства при дворе. Уже не хотелось ни богатства, ни славы…

«Мирское бремя нежно давило меня, словно во сне», – рассказывает Августин, не понимая, как же ему выбраться из этих невидимых пут, избавиться от постоянной душевной маеты.

Учение Плотина отвратило его от манихейства, но и там чего-то не хватало… Он все чаще вспоминал слова апостола Павла, которые повторял в своих проповедях епископ Амвросий: Буква убивает, а дух животворит (2 Кор. 3: 6).

Но как же разум, знания, философские системы, и как можно понять то, что не видимо и загадочно, – дух?

Однажды Августина навестил дома Понтициан, земляк из Африки, которого часто видели в церкви. Он был удивлен, застав Августина за чтением Посланий апостола Павла. Разговор зашел о книгах, и Понтициан с большим воодушевлением стал рассказывать о египетском отшельнике Антонии. И еще о том, как книга о святом старце в корне изменила жизнь двух его товарищей, которые оставили своих невест и решили стать монахами.

Его рассказ заставил Августина остолбенеть от удивления, он ясно вдруг увидел весь «свой позор и грязь, свое убожество».

Как только земляк ушел, он кинулся к своему другу Алипию и воскликнул: «Что же это с нами? Ты слышал? Поднимаются неучи и похищают Царство Небесное, а мы вот с нашей бездушной наукой и валяемся в плотской грязи! Или потому, что они впереди, стыдно идти вслед, а вовсе не идти не стыдно?»

С ним случилось то, что называют душевным переворотом, в котором было и мистическое откровение…

Августин вдруг услышал детский голос, как будто из соседнего дома, повторяющий нараспев: «Возьми, читай! Возьми, читай!» Он вспомнил, что ведь и святой Антоний когда-то услышал в церкви божественное повеление, наугад раскрыл книгу Посланий апостола Павла и прочел первую попавшуюся на глаза главу…

Не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти; но облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа, и попечение о плоти не превращайте в похоти (Рим. 13: 13–14).

Это были такие слова, как будто апостол Павел хорошо знал все тайные закоулки жизни Августина и давал ему совет.

«Я не захотел читать дальше, да и не нужно было: после этого текста сердце мое залили свет и покой; исчез мрак моих сомнений. Я отметил это место пальцем или каким-то другим знаком, закрыл книгу и со спокойным лицом объяснил все Алипию» («Исповедь»).

Отметина ногтем на пергаменте словно отделила Августина от всей предыдущей жизни.

Было лето, и Августину пришлось дождаться августа, когда в школах начинались виноградные каникулы, чтобы как следует обдумать свою новую жизнь.

В сентябре он отправился со своими близкими в городок Кассициак неподалеку от Медиолана, где один из друзей предоставил в их распоряжение виллу на каникулы.

С Августином были его мать Моника, сын Адеодат, друг Алипий, родной брат Навигий (еще у него была сестра, но о ней ничего не известно), два двоюродных брата – Ластидиан и Рустик, юный Лиценций, сын его благодетеля Романиана, еще один земляк из Тагасты – Тригенций.

Близкий друг Небридий тоже незримо присутствовал на вилле – через переписку.

Августину всегда было важно иметь рядом собеседников и слушателей. На вилле в Кассициаке он писал, а потом зачитывал вслух и обсуждал в своем кружке программные в плане смены мировоззрения трактаты: «Против академиков», «О порядке», «О блаженной жизни», «Монологи».

Это были своеобразные беседы с собственным разумом, попытка еще раз доказать то, что уже знала его душа.

Трактат «О порядке» Августин начал с описания простого случая. Он проснулся среди ночи, потому что услышал непонятный звук. Лиценцию тоже послышался шорох, как ему показалось – мыши, с постели поднялся и Тригенций. Втроем они обнаружили, что это осенние листья плотно забили деревянный желобок, по которому стекает вода.