Юлия Андреева - Анна Павлова. Жизнь в танце

«С первой минуты я был потрясен и покорен простотой, легкостью ее пластики». (Сергей Лифарь)

В антракте в фойе я встретил Дягилева – где бы я ни бывал этою весною, я всюду его встречал – и на его вопрос, как мне понравилась Анна Павлова, мог только восторженно-растерянно пролепетать: – Божественно! Гениально! Прекрасно! ». Да Сергею Павловичу не нужно было и спрашивать моего мнения – оно было написано на моем лице. Но ни Дягилеву, ни кому другому я не решался говорить о моем двойственном впечатлении, о том, что некоторые места мне показались дешевыми и надувательскими. Я уверен был, что все меня засмеют и скажут, что я ничего не понимаю и богохульничаю. Впоследствии я убедился, что я не один богохульничаю – богохульничал и Дягилев, который много мне рассказывал об Анне Павловой».

Отдельно хочется сказать о танцовщицах Анны Павловой, по многу лет работавших с ней в одном передвижном театре. Время от времени газетчики упрекали Павлову за то, что девушки из ее коллектива не делают собственной карьеры, из спектакля в спектакль оставаясь не более чем тенью великой Анны. «После того, как имя артистки ее труппы Хильды Бутсовой худо-бедно выучили газетчики, Павлова послала той предельно дружеское, полное симпатии письмо: «Моя дорогая Хильда! После многих лет плодотворной совместной работы настала грустная минута расставания…». А с танцовщицей Валентиной Кошубой, которой сама же Павлова говорила: «Ты настоящая артистка! Мои девочки – тряпки по сравнению с тобой, моя Кашуба!» – она рассталась после того, как на гастролях в Испании король Альфонс XIII, известный ловелас, спросил Павлову, приехала ли с ней «эта жемчужина – la belle Kachouba». Анна прямо заявила тогда, что в ее труппе есть только одна жемчужина – она сама, и другой нет и быть не может! [100]».

Одно из древних правил театра гласит, самая красивая женщина труппы – это ее «звезда». Набери целый штат прекрасных актрис, и «звезда» вместо того, чтобы продуктивно работать, начнет борьбу за выживание. Кроме того, если в театре несколько «звезд», антрепренер должен днем и ночью следить за каждой, дабы та не ушла к конкуренту, перетащив за собой зрителей. Пресса должна писать о «звезде» труппы, зритель обожать «звезду», при этом сама «звезда» должна зависеть от антрепренера.

«Только увидев Павлову, я понял, ощутил, почувствовал силу танца, все его обаяние, всю его красоту, красоту того искусства, где слово излишне, где о нем забываешь…» (Э. М. Бескин)

В театре Анны Павловой вся реклама делалась на нее одну, зритель хотел видеть только божественную Анну, остальные танцовщики были необходимы как фон для блистательной Павловой, как греческий хор. Балерина, даже такая сильная и выносливая, как наша героиня, не может все время находиться на сцене одна, ей нужно и дыхание перевести, и воды попить, поэтому рядом с ней работают другие танцовщики и танцовщицы. В этом их основная функция. Поэтому ничего удивительного, что Анна удаляла из своей труппы танцовщиц, способных составить ей серьезную конкуренцию. К слову, после того, как Анна умерла, Дандре попытался возглавить ее театр, делая ставку на молодых учениц Павловой, о которых уже давно начали говорить как о достойных преемницах «русского лебедя». И что же, тот же театр, те же костюмы и декорации, те же юные и прекрасные танцовщицы, совсем недавно прозябающие в тени великой Павловой, а зрителя не обманешь. Раз взглянули и поняли: ушел дух танца, нет больше и тени Терпсихоры.

В 1909 году Анна Павлова приняла участие в «Русских сезонах» в театре Шатле в Париже: так началась ее известность. Силуэт Павловой стал «эмблемой», символом «Русских сезонов»

Говоря об Анне Павловой и о дягилевских сезонах в Париже, невозможно обойти стороной Михаила Фокина, друга и балетмейстера, с которым Анна Павлова работала дольше чем с кем-либо. Они и знали друг друга с училища. Михаил был тайно влюблен в Анну, но отбивать ее у Дандре так и не стал. Известно, что Анна очень любила и дорожила Фокиным как другом, ценила его мнения в искусстве, доверялась ему на сцене.

Портрет Михаила Фокина. Художник Валентин Серов. 1909 г.

«Как мечтала Анна Павловна о совместной работе с Фокиным! Он был для нее не только гениальным балетмейстером, пред которым она преклонялась, но был ей бесконечно дорог как большой русский человек, сказавший свое новое слово, – живое и прекрасное слово в любимом ею искусстве. Анне Павловне всегда страшно было думать, что интерес к балету может уменьшиться и что он может совсем сойти на нет, и в Фокине она видела человека, который может и должен продолжать это дело. И веря, что в его руках оно окажется жизнеспособным, Анна Павловна готова была войти в каждое дело, если бы руководил им Фокин. Наше собственное дело, по своему масштабу и условиям, делало невозможным приглашение Фокина. Для того чтобы объединить Анну Павловну и Фокина и дать им надлежащую атмосферу для работы, нужны или бывшие Императорские театры, или щедро субсидируемый театр, как «Метрополитен» в Нью-Йорке».

Миша Фокин родился в купеческой семье. Его мать Екатерина Андреевна Фокина в юности мечтала о карьере актрисы. Откровенно признавшись родителям в своей страсти к театру, она была немедленно выдана замуж. Примирилась с новой для себя ролью жены и матери, но не утратила при этом любви к театру и особенно танцу.

Маленький Миша был гибок и строен, прекрасно танцевал, но одно дело, когда молодой человек знает фигуры танцев, необходимых ему для бала, и совсем другое, если он делает танец своей профессией.

Михаил Фокин в балете «Голубая птица»

«Только не в балет! – громыхал купец Фокин. – Начнет танцевать на пуантах, мы от него уже внуков не дождемся!»

Втайне от своего супруга Екатерина Андреевна в 1889 году отвела сына в Императорское балетное училище, куда он был зачислен после успешно сданных экзаменов. Узнав, что сын принят на обучение, отец благоразумно отступил, должно быть решил, что это судьба. Впрочем, к тому времени у него народились и другие дети, способные продолжить дело семьи.