Святослав Рыбас - Василий Шульгин: судьба русского националиста

При этом совершился идейный слом: главенствующей стала доминанта служения отечеству, а не Божественной истине, как прежде.

Еще до объединения Киев оказывал на Москву сильное влияние, он стал поставщиком образованного духовенства, получившего хорошее богословско-филологическое образование в Киевской коллегии Киево-Печерской лавры. Если учесть, что в России до 40-х годов XVII века практически не было средних школ, то появление украинских учителей сразу отразилось на культурном процессе. Был выпускником Киевской коллегии и белорус, член униатского ордена базилиан Симеон Полоцкий, впоследствии ставший идеологом петровских преобразований. Он провозглашал примат дел в оправдание жизни человека перед Богом, а его оппоненты, среди которых самым ярким был протопоп Аввакум, — отдавали первенство вере в Бога.

Могучее централизованное государство — эта идея была ведущей в политическом мироощущении русских царей. Ее создатель, архимандрит Иосиф Волоцкий, внушил Ивану Грозному мысль, что строение Московского государства повторяет устройство государства Небесного, а царь является наместником самого Бога. Таким образом, православие имело политическое содержание. Эта мысль освятила строительство Русского государства, в котором каждый ощущал свою причастность к высшей миссии.

Подчеркнем, атмосфера иосифлянского государства была пронизана мыслью о необходимости защиты православия и, соответственно, несла в себе зерна раскола: отошедшее от православия государство (и царь) лишалось смысла существования.

Но Петру требовалось решать земные задачи. Поэтому ради блага отечества теперь можно было совершать даже государственные перевороты, смещая высшего руководителя, что и происходило не раз в послепетровской истории, включая и последнего императора Николая II.

К тому же к XX веку положение Церкви, единственного государственного учреждения, исполняющего задачи государственной идеологии, было крайне трудным. Это наблюдалось в сельских приходах, где священники были в полной экономической зависимости от крестьян. Нужда заставляла их угодничать перед богатыми прихожанами, порождала в массах устойчивое мнение о жадности священников, уничтожала авторитет Церкви.

Начав модернизацию, центральная власть в Великих реформах Александра II не нашла должной роли для тысяч своих культурных и идеологических агентов на местах. Она подвигала десятки миллионов подданных к индивидуализму, развитию предприимчивости, правовой грамотности и другим основам рационального жизнеустройства, а Церковь оставалась в прошлом. Власть не подготовила идеологов будущей России [5] Леонтьева Т. Вера и прогресс: православное сельское духовенство во второй половине XIX — начале XX в. М., 2002. С. 38. .

На примере армии видно, как Петр «уздой железной Россию поднял на дыбы»: «Установив, с одной стороны, сверхвысокие ставки вознаграждения за доблестный ратный труд и сверхвысокие риски утраты всех прав за его профанацию, с другой стороны, Петр I создал между этими полюсами поле напряженности, в котором буквально кристаллизовались военные таланты» [6] Волкова И. Русская армия в русской истории. М., 2005. С. 61–62. .

Говоря о Шульгине, не обойтись без разговора о русском национализме. Здесь общее место: национализм — русский, а империя — уже не русская, а Российская. Она строилась жертвенными усилиями русских (великороссов, малороссов, белорусов). То есть русский национализм как щит стоит против имперского центра и одновременно против других государств.

Но в случае с Шульгиным это не так.

Украина и Киев — его родина, колыбель, первооснова миропонимания. Войны Богдана Хмельницкого и войны Москвы с Польшей, освободившие Малороссию из колониального плена, — для него вчерашнее прошлое, еще не вполне застывшая и остывшая история. Потомок запорожских казаков Гоголь, написавший повесть «Тарас Бульба», почти современник, мог бы быть дедом Шульгина. Отчим Шульгина — просто потомок запорожцев. Вообще все древности отечественной истории, которые нам сегодня кажутся стариной, были для него близкими явлениями.

В российском историческом сознании борьба за Украину отпечаталась героическими образами повести Николая Гоголя «Тарас Бульба», в которой запорожские казаки сражаются «за Веру Православную» с поляками-католиками и мысленно обращаются к далекому «белому царю», то есть к Москве. На самом деле религиозные вопросы стояли на втором месте и служили оформлением вопросов экономических и социальных.

Запорожское казачество представляло собой «дочернее предприятие» мелкопоместных украинских собственников-хуторян, усиленное разбойным людом разной веры и происхождения, которого немало было в этих диких местах. Поляки как более культурная и организованная сила стремились увеличить свои владения, чтобы расширить хлебную запашку, ибо хлеб был в Европе одним из первых товаров. Эта борьба, естественно, приобрела характер национальный и религиозный, получила на Украине название «Хмельничина» по имени Богдана Хмельницкого, православного украинца, служившего польской короне и пострадавшего от польского шляхтича, захватившего его хутор. Жестокость той войны поражает воображение современного человека. Вот что говорит украинский историк о расправах поляков над восставшими: «Все попались в его руки; князь (Вишневецкий) сажал на кол, тиранил мучительно виновных и невиновных, особенно мучил священников „ничтоже согрешивших“, по замечанию русского летописца: им просверливали буравом глаза» [7] Костомаров Н. Исторические монографии и исследования. СПб., 1896. Т. 11. С. 331. .

Английский историк считал, что Польша превратилась «в форпост западного мира, принимающий на себя давление православного христианства» [8] Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991. С. 147. . При этом упускалась из виду экономическая подоплека противостояния.

Действия запорожцев были ничуть не милосерднее, но тоже вполне в духе времени. Если во время Тридцатилетней войны только в одной Германии погибло свыше пяти миллионов человек, то нет оснований считать, что здесь тенденция могла быть иной.

Пока внутренняя казацко-польская война не набрала ход, Москва спокойно взирала на нее, не собираясь вмешиваться и навлекать на себя ненужные беды. В той смуте был еще один аспект, который ее вполне устраивал, — запорожцы также были противниками и крымских татар, совершали налеты на крымские селения и пиратские рейды на турецкое побережье в своих лодках-чайках, грабили, угоняли скот и вот что существенно — разрывали коммуникацию, по которой велась торговля продовольствием из польских латифундий.