Святослав Рыбас - Василий Шульгин: судьба русского националиста

Надо учесть одно важное обстоятельство: «Российские банки не были продуктом эволюции российской национальной экономики, напротив, именно они подготовили и проложили дорогу этой эволюции» [120] .

Крупнейшие банки контролировались из-за рубежа: Международный банк и Русский банк для внешней торговли — немцами, Петербургский частный банк, Русско-Азиатский, Азовско-Донской — французами [121] .

Так, Русско-Азиатский имел сильные позиции в железнодорожном строительстве и машиностроении, судостроении, военной промышленности, нефтедобыче, угольной промышленности, металлургии; «немецкие» банки — в машиностроении, электропромышленности, металлургии, железнодорожном машиностроении, судостроении; английский капитал концентрировался в нефтедобывающей промышленности, добыче меди, золота и платины.

Учитывая все это, бюрократическую попытку изменения финансового рынка, предпринятую Столыпиным, можно считать несерьезной. Внешне в России политический режим оставался абсолютистским, однако его противоречия были уже вполне очевидны. К 1914 году 55 процентов российских ценных бумаг принадлежали иностранному капиталу и позволяли председателю совета синдиката «Продуголь», члену совета Министерства торговли и промышленности Н. С. Авдакову считать российский торгово-промышленный капитал как «силу, равновеликую правительству».

Фактически только текстильная промышленность, берущая начало с крестьянских мануфактур, развивалась за счет собственных средств вне влияния иностранных банков и обращения к финансовому рынку. К 1916 году московские «ситцевые капиталисты» вполне оформятся как оппозиционная властям сила.

Правда, было бы неверным считать, что у Столыпина не имелось противников внутри политического режима. Они были. И практически «сбили ему прицел», когда весной 1911 года Государственный совет усилиями правых монархистов отверг проект закона о юго-западном земстве, по которому изменялись правила голосования в местные органы самоуправления и решающий перевес (над польскими дворянами) должны были получить православные крестьяне. Антидворянская сущность проекта была очевидна, и правые в Государственном совете опасались дальнейшего развития этой тенденции. Кроме того, Столыпин многих утомил своим реформаторством. Если революция закончилась, то и премьер мог бы держаться поспокойнее. Прошлый век, еще полный сил, схватил Столыпина.

Шульгин отстаивал в Думе позицию премьера, доказывал, что, выступая против принятия закона, она идет против Столыпина; что нет второго такого деятеля, «кто поднимет ту тяжесть, которую он на себя взвалил и несет».

На фоне оглушительного личного провала Столыпина и его трагической гибели в Киеве поведение Шульгина в деле Бейлиса кажется непонятным.

Все, что произошло в Киеве в 1913 году, отчетливо видно из судебного протокола.

«Перед присяжными были поставлены два вопроса.

Первый вопрос: „Доказано ли, что 12 марта 1911 года в Киеве, на Лукьяновке, по Верхне-Юрковской улице, в одном из помещений кирпичного завода, принадлежащего еврейской хирургической больнице и находящегося в заведовании купца Марка Ионова Зайцева, тринадцатилетнему мальчику Андрею Ющинскому при зажатом рте были нанесены колющим орудием на теменной, затылочной, височной областях, а также на шее раны, сопровождавшиеся поранением мозговой вены, артерий левого виска, шейных вен, давшие вследствие этого обильное кровотечение, а затем, когда у Ющинского вытекла кровь в количестве до пяти стаканов, ему были вновь причинены таким же орудием раны в туловище, сопровождавшиеся поранениями легких, печени, правой почки, сердца, в область которого были направлены последние удары, каковые ранения в своей совокупности числом 47, вызвав мучительные страдания у Ющинского, повлекли за собой почти полное обескровление тела и смерть его“.

Ответ присяжных заседателей:

— Да, доказано.

Второй вопрос: „Если событие, описанное в первом вопросе, доказано, то виновен ли подсудимый, мещанин гор. Василькова Киевской губернии Менахиль-Мендель Тевиев Бейлис, 39 лет, в том, что, заранее обдумав и согласившись с другими, не обнаруженными следствием лицами, из побуждений религиозного изуверства лишить жизни мальчика Андрея Ющинского, 13 лет, — 12 марта 1911 года, в гор. Киеве на Лукьяновке, по Верхне-Юрковской улице, на кирпичном заводе, принадлежащем еврейской хирургической больнице и находящейся в заведовании купца Марка Ионова Зайцева, он, подсудимый, для осуществления этого своего намерения схватил находившегося там Ющинского и увлек его в одно из помещений завода, где затем сговорившиеся заранее с ним на лишение жизни Ющинского, не обнаруженные следствием лица, с ведома его, Бейлиса, и согласия зажали Ющинскому рот и нанесли колющим орудием в теменной, затылочной и височной областях, а также на шее раны, сопровождавшиеся поранением мозговой вены, артерий левого виска, шейных вен и давшие вследствие этого обильное кровотечение, а затем, когда у Ющинского вытекла кровь до пяти стаканов, ему вновь были причинены таким же орудием раны на туловище, сопровождавшиеся поранением легких, печени, правой почки и сердца, в область которого были направлены последние удары, каковые ранения по своей совокупности числом 47, вызвав мучительные страдания у Ющинского, повлекли за собой почти полное обескровление тела и смерть его“.

Ответ присяжных заседателей:

— Нет, не виновен» [122] .

27 сентября 1913 года в самом начале судебного процесса, идя против мнения руководства ВНС, Шульгин в «Киевлянине» выступил с резкой критикой действий прокуратуры.

Вот сама статья: «Дело Бейлиса.

Как известно, обвинительный акт по делу Бейлиса есть документ, к которому приковано внимание всего мира. Со времени процесса Дрейфуса не было ни одного дела, которое бы так взволновало общественное мнение. Причина этому ясна. Обвинительный акт по делу Бейлиса является не обвинением этого одного человека, это есть обвинение целого народа в одном из самых тяжких преступлений, это есть обвинение целой религии в одном из самых позорных суеверий.

При таких обстоятельствах, будучи под контролем миллионов человеческих умов, русская юстиция должна была бы быть особенно осторожной и употребить все силы, чтобы оказаться на высоте своего положения. Киевская прокуратура, взявшая на себя задачу, которая не удавалась судам всего мира в течение веков, должна была понимать, что ей необходимо создать обвинение настолько совершенное, настолько крепкокованное, чтобы об него разбилась колоссальная сила той огромной волны, что поднималась ему навстречу. Ибо народ, который русская прокуратура задумала обвинить в ритуальном преступлении, это народ еврейский, т. е. народ самый энергичный, самый беззастенчивый в отстаивании своих интересов, народ, к тому же имеющий возможность путем печати кричать на весь мир голосом, способным разбудить мертвых. Идти на такую борьбу надо с хорошо отточенным оружием.