Святослав Рыбас - Василий Шульгин: судьба русского националиста

Вечером 25 февраля царь телеграфировал Хабалову: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией».

Александра Федоровна, связанная по рукам и ногам разыгравшейся болезнью детей (корь, температура у двух дочерей и сына выше 39 градусов), в ответ на информацию о событиях в столице просит: «Не надо стрельбы». Она не понимает происходящего, заявляет: «Я верю в русский народ… В его любовь и преданность государю. Все пройдет, и все будет хорошо».

Правительство и генерал Хабалов демонстрировали растерянность.

В ночь на 26 февраля были арестованы около ста членов революционных организаций, что министр внутренних дел Протопопов представил в Ставку как полную победу над беспорядками.

26 февраля войска начали стрелять по толпе.

Несмотря на революционный характер событий, Протопопов продолжал информировать императрицу о локальности выступлений. Александра Федоровна была дезориентирована и в свою очередь дезориентировала царя. Шаткий порядок управления, созданный с назначением в 1915 году императора Верховным главнокомандующим, рушился.

Родзянко направил в Ставку правдивую, но противоречившую правительственным донесениям телеграмму: «Положение серьезное. В столице анархия. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца».

В этой телеграмме все соответствовало действительности. Но она легла на другие телеграммы, в которых обстановка описывалась иначе.

Правда, телеграмма Родзянко по указанию генерал-адъютанта Алексеева была перенаправлена командующим фронтами с просьбой поддержать обращение председателя Думы.

Ответили Рузский и Брусилов: сообщили, что выполнили указание.

Хотя с какого такого воинского устава генералы получили право соваться не в свои дела?

Революции начинаются как будто случайно, почти из ничего. Из разговоров, сплетен, слухов, зависти, страха, инфляции, роста цен. Да мало ли из чего еще!

В ночь с 26 на 27 февраля премьер-министр Голицын сообщил Родзянко об указе царя о прерывании думской сессии. При этом никаких полицейских мер предпринято не было, доступ в Таврический дворец оставался свободным. Если при роспуске 1-й и 2-й Государственной думы Таврический был окружен войсками, то сейчас об этом никто не позаботился.

Февральская революция в России зарождалась из недовольства образованных и самодостаточных людей неумелыми и неэффективными действиями власти. Это было недовольство внутри одного круга, недовольство родичей. Неспроста Милюков пытался удержать Гучкова от организации военного заговора, считая самым правильным парламентский путь борьбы. Но и Милюков перехлестывал.

Впрочем, большинство устроителей Февраля, оказавшись вытесненными из России, смогли в эмиграции вполне насладиться результатами своей деятельности. И многое обдумали русским задним умом, как мы знаем, особенно крепким.

Немногочисленные армейские подразделения уж было остановили огнем толпы…

Старший унтер-офицер Т. Кирпичников запасного батальона Волынского полка взбунтовал несколько сотен человек, был убит ротный командир, а батальонный командир растерялся и не смог быстро подавить смуту, хотя имел для этого силы.

Вырвавшиеся из казармы вооруженные солдаты стали захватывать казармы других запасных батальонов, объединяться с рабочими, громить полицейские участки, казармы жандармского дивизиона, школу прапорщиков инженерных войск, убивать полицейских и офицеров.

Генерал Спиридович: «Какие-то странные молодые люди, переодетые в офицерскую форму, часто руководили толпой и набрасывались на офицеров».

Захватили тюрьму «Кресты», освободили заключенных, вобрав в себя массу уголовников. Потом освободили арестованных из дома предварительного заключения, подожгли здание окружного суда на Литейном.

И не знали, что делать дальше. Построили баррикаду на Литейном проспекте, не дали пожарной команде потушить окружной суд.

Бессмысленность происходящего и ужас перед неизбежной расплатой бросил эту разбойную магму к Таврическому дворцу…

У запасников по условиям военного времени было два пути: либо под расстрел, либо найти влиятельную защиту.

Дума! Только она могла спасти.

Город охвачен пугачевщиной. И нет в государстве ни Петра Столыпина, ни Петра Дурново, ни командира Семеновского полка Георгия Мина, который разбил Московское восстание в декабре 1905 года.

А кто есть?

Дезинформированный царь, льстящийся к императрице Протопопов, растерявшийся премьер Голицын, генерал Хабалов с трясущимися руками — это в данный час символы, а не силы.

Утром 27 февраля в Думе собрались депутаты. Что делать? Заседало бюро Прогрессивного блока, совещались члены Совета старейшин Думы. Решили подчиниться указу о роспуске и считать Думу не функционирующей, но провести частное совещание. В этом решении был скрытый отказ подчиниться. Именно так все его и поняли.

На частном совещании, которое фактически носило официальный характер, предлагались разные варианты выхода из кризиса. Так, Некрасов предложил назначить диктатором начальника ГАУ А. А. Маниковского — генерала знали в армии, на заводах, в Думе, он мог бы удержать порядок. Но это был бы прямой захват власти. К такому оказались еще не готовы.

Милюков предложил действовать более осторожно: выждать, пока прояснится ситуация, но организовать Временный комитет членов Государственной думы «для восстановления порядка и для сношений с лицами и учреждениями». В случае победы государственных сил такое решение ничем не грозило его авторам, но вместе с тем уже давало возможность управлять положением.

Долго спорили, потом согласились с Милюковым.

На допросе в январе 1945 года Шульгин указал на очень существенное обстоятельство: «Комитет Государственной Думы в составе 12 чел[овек], из которых, за исключением Керенского и Чхеидзе, все были монархистами, принял решение формально подчиниться указу царя, но власти из своих рук не выпускать, поскольку царские министры к этому моменту перестали функционировать и со своих постов исчезли» [264] .

Подавляющее большинство — монархисты!

Таким образом, Дума еще не возглавила революцию, а только хитроумно заявила о себе как о третьей силе.

Во Временный комитет вошли члены бюро Прогрессивного блока, члены президиума Думы (Родзянко, Дмитрюков, Ржевский) и затем представители фракций: националистов (Шульгин), центра (В. Н. Львов), октябристов (С. И. Шидловский), кадетов (Милюков и Некрасов — товарищ председателя); левых (Керенский и Чхеидзе). Временный комитет сразу разослал комиссаров Думы во все высшие правительственные учреждения, создавая подобие собственного государственного аппарата.