Евгений Чазов - Здоровье и власть. Воспоминания «кремлевского врача»

На первых порах это вызвало определенное раздражение и недовольство не столько Л. И. Брежнева, сколько его окружения. Вновь назначенный начальник 9го управления КГБ (охраны правительства) С. Н. Антонов сказал как-то позднее, когда утвердилось мое положение, что после того как я уделял слишком большое внимание А. Н. Косыгину, его семье и ряду других лиц, ему было поручено еще раз изучить мое окружение и выяснить, нет ли у меня близких связей с этими лицами. Их не оказалось, и это успокоило Л. И. Брежнева, который видел в Косыгине второго (после Шелепина) претендента на роль лидера страны.

А суть была проста и трагична. Речь шла о болезни жены Косыгина, у которой еще до моего прихода в Управление был диагносцирован рак с метастазами. И она медленно погибала в Кунцевской больнице. А. Н. Косыгин тяжело переживал болезнь жены, раздражаясь из-за бессилия медицины. Вины врачей в данном случае не было. Супруга Косыгина, будучи, мягко говоря, своеобразным, непредсказуемым человеком, категорически отказывалась от принятой нормы ежегодного диспансерного обследования. Вследствие этого рак был выявлен в поздней неоперабельной стадии. Мне по-человечески было жалко дружную семью Косыгиных, и особенно самого Алексея Николаевича. И конечно, я и мои коллеги делали все, что в наших силах, для того чтобы облегчить последние дни Клавдии Андреевны. Она держалась очень стойко. Никогда не забуду прощание Алексея Николаевича с женой. Она специально пригласила его для последнего разговора, причем попросила и меня присутствовать при этом. Трудно было поверить, с какой нежностью и заботой о будущем своего мужа и семьи говорила резкая в выражениях и взглядах не только в обычной жизни, но даже и при самом Сталине К. А. Косыгина. Одним из последних слов, как я помню, были слова, обращенные уже к Председателю Совета Министров: «Ты знаешь теперь, как им тяжело (имелись в виду врачи), и ты должен им помочь». Умерла она в день Первомая. А. Н. Косыгин срочно покинул трибуну Мавзолея, но так и не успел застать жену в живых.

Когда встал вопрос, на что израсходовать деньги от Ленинского субботника, именно А. Н. Косыгин, видимо, помня наказ жены, настоял на строительстве на эти деньги крупнейшего в мире онкологического центра.

Вторая ситуация, из-за которой разгорелись страсти, была связана с совместным переходом через Кавказские горы Президента Финляндии У Кекконена [40] КЕККОНЕН, У. — в 1956–1981 гг. президент Финляндии. и А. Н. Косыгина. В 1970 году Кекконену исполнялось 70 лет. При встречах он всегда подчеркивал свою физическую активность, свою спортивную форму. А.Н. Косыгин тоже, в отличие и на зависть своим товарищам по Политбюро — Л. И. Брежневу, Н. В. Подгорному и М. А. Суслову, — отличался большой работоспособностью, постоянно поддерживал, несмотря на свой возраст, хорошую физическую активность. Летом помимо гимнастики и ходьбы он занимался академической греблей; зимой много, как и У Кекконен, ходил на лыжах. Не могу сказать, где и когда договорились У. Кекконен и А. Н. Косыгин перейти совместно Кавказский хребет. Но как-то летом 1970 года я узнал от личного врача Косыгина, что через неделю У Кекконен прилетит в Минеральные Воды, чтобы вместе с Косыгиным совершить переход.

А. Н. Косыгин, с легкостью пригласивший У Кекконена, для которого это было своеобразной рекламой, в конце концов сообразил, что с горами 70-летнему человеку, хотя и крепкому физически, шутить нельзя. Осознал он и свою ответственность, так как приглашение исходило от него. Чтобы как-то застраховать себя, он и известил меня о сложившейся ситуации своеобразным образом, как бы между прочим, через своего лечащего врача.

Мое положение было не из простых — официально я ничего не знаю, а неофициально я отвечаю за жизнь Президента Финляндии и Председателя Совета Министров СССР. Советоваться уже было не с кем — была пятница, и первое, что я решил, — это срочно вылететь на Кавказ и пройти по трассе перехода, чтобы на месте разобраться в складывающейся ситуации и постараться обеспечить безопасность перехода. Я не раз поднимался в горы, хорошо их знаю. И знаю, что шутить с ними нельзя, какой бы высоты они ни были. Переход должен был состояться через Клухорский перевал, один из самых доступных. Но нельзя было забывать, что это около 25 км горных дорог, 5 км подъема и 7 км спуска.

Прямо после самолета и автомашины (а от Минеральных Вод до Северного Приюта в Домбае, где начинается трасса перехода через перевал, километров 200) мы с двумя мастерами спорта прошли весь путь без остановки. Вышли около 12 часов дня, и надо было спешить, чтобы до темноты выйти в Абхазию. Самым тяжелым был участок подъема. В конце пути, несмотря на то что все вещи у меня взяли мастера спорта, я шел как в тумане, мечтая лишь об одном — не упасть и скорее добраться до Южного Приюта. А ведь мне было всего 40, а не 70, как У Кекконену.

Вернувшись в Москву, я позвонил Косыгину и сказал, что вряд ли они осилят весь переход и что необходимо срочно восстановить старую дорогу до вершины перевала и подъем совершить на машинах. Кроме того, на трассе создать места отдыха и подстраховать переход медицинским персоналом и спасателями.

А. Н. Косыгин выразил удивление, каким образом я узнал о предстоящем визите Кекконена, хотя все прекрасно понимал, и поблагодарил за участие в его организации, добавив, что ничего особенного им не надо, потому что он и Кекконен физически подготовленные люди, и переход для них — пустяк. Однако несмотря на эти утверждения Косыгина, все было сделано, как я предложил. И Президент Финляндии успешно ознаменовал свое 70-летие переходом через Кавказский хребет, в память о котором у меня остались специально изготовленные для этого случая запонки, подаренные мне У Кекконеном. Сам он прекрасно перенес переход, а спасателям пришлось нести через горы не его, а молодого и довольно массивного адъютанта.

В тот же день, когда я объяснял ситуацию А. Н. Косыгину, позвонил Ю. В. Андропов и попросил меня подъехать. К этому времени у нас уже сложились дружеские отношения. Приехав, я застал его несколько встревоженным. С ходу он стал мне выговаривать: «Не надо было вам вмешиваться в эти косыгинские дела. Сам он кашу заваривал, сам бы и расхлебывал. И не надо вам ехать на этот дурацкий переход, пусть сами идут. Кое-кто не очень доволен вашей активностью в этом вопросе». Я возразил: «Юрий Владимирович, Косыгин очень тонко переложил ответственность на меня, да и в какой-то степени на вас. В создавшейся ситуации мой долг сделать все возможное, чтобы переход обошелся без неприятностей». «Вы правы, — ответил Юрий Владимирович. — Алексей Николаевич все правильно рассчитал. Теперь и вам и нам надо обеспечить полную безопасность». И хотя Андропов прямо не сказал, но я понял, что кто-то из окружения Брежнева, а может быть, и он сам, хотели, чтобы возникли сложности в ходе визита, в которых можно было бы обвинить А. Н. Косыгина. То, что Брежнев был в курсе всех событий, я понял потому, что накануне визита Кекконена в Минеральные Воды он позвонил и сообщил, что хотел бы на несколько дней лечь в больницу на диспансеризацию, хотя это и не планировалось. Я вынужден был остаться в Москве. Волнений не было, ибо все, что необходимо, было сделано, и «успех» Кавказского перехода был обеспечен.