Игорь Синицин - Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя

Я понял, что, несмотря на все ужасы кровавых событий 1956 года, которые ему пришлось там пережить, добрые чувства к мадьярам, глубокое уважение к их традициям и культуре, в том числе и культуре быта, навсегда остались в его душе. Он вдумчиво относился к нашим проблемам бытовой культуры, культуры труда и человеческих отношений, готовясь к заседаниям политбюро и секретариата, совещаниям и предвыборным встречам. В частности, Юрий Владимирович выслушал с большим вниманием рассказ о моей журналистской командировке в Ярославль в начале 60-х годов. Древний Ярославль — один из побратимов финского города Ювяскюля, и надо было подготовить к очередному юбилею очерк о культурной жизни города на Верхней Волге, где действовал самый старый в России городской драматический театр — имени актера Волкова, основавшего его. Но для меня самым памятным осталось посещение Ярославского моторного завода.

Показывал свое предприятие молодой главный инженер по имени Ашот, с которым мы сразу сблизились. После осмотра нескольких цехов и чистых, уютных столовых, здравпунктов, комнат отдыха для рабочих мы пришли на главный конвейер сборки дизельных моторов. Половину высокого и просторного зала занимала медленно движущаяся лента конвейера. На плиточном полу другой половины зала рядами стояли сотни две собранных моторов.

Зрелище столь большого количества чистеньких движков было впечатляющим. Я схватился за фотоаппарат и стал искать точку съемки.

— Игорь, ты что, хочешь сфотографировать все это? — показал на ряды двигателей мой гид. Его лицо выражало крайнее удивление, смешанное с неодобрением. — Не делай этого, прошу тебя!.. — Главный инженер предостерегающе замахал рукой.

Пришел мой черед удивляться. Ашот разъяснил свой запрет:

— Это стоят бракованные моторы, которые не завелись на контрольно-испытательном стенде. В каждом какой-то дефект, который надо еще найти и устранить в начале месяца, когда нас не так поджимает план выпуска готовой продукции…

— Почему их так много? — спросил я.

Главный инженер прочел в ответ целую философскую лекцию о связи бытовой и производственной культур, производительности труда с культурой отдыха и пития алкогольных напитков, принимаемого на Руси за настоящий отдых.

Смысл высказываний молодого технического руководителя завода сводился к следующему.

Рабочий и средне-технический персонал предприятия, как и везде в Советском Союзе, проживал не только в самом областном городе, но по преимуществу в его пригородах, близлежащих деревнях и поселках. Такое место жилья называется «частным сектором». Обиталищем людей здесь служат деревенские избы, жалкие одноэтажные домишки и бараки. В таких домах, как правило, нет ни водопровода, ни канализации, ни горячей воды, а следовательно, ванны или душа. Думаю, что за истекшие четыре десятилетия в «частном секторе» мало что изменилось. Разве что отсутствие ремонта превратило в руины то, что было тогда еще пригодным для жилья.

Только несколько сот семей из многотысячного коллектива завода получили за годы хрущевского строительного бума панельных пятиэтажек тесные квартирки в домах со всеми удобствами. Но таких жилищ в старинном Ярославле в начале 60-х годов было очень мало. Избалованные благами москвичи иронически называли панельные дома «хрущобами», по имени Никиты Хрущева, который впервые за полвека истории коммунистической сверхдержавы приказал решить жилищный кризис, строя упрощенные дома.

— Что касается нескольких тысяч наших рабочих, живущих в «частном секторе», — продолжал главный инженер, — то представь себе их будни. Рано утром, еще затемно, пробуждаются они ото сна. В избе — холодно. Человеку надо затопить печь, которая за ночь остыла, согреть воды для чая и бритья. Душем рабочий может пользоваться только на заводе, в бытовке, или в общественной бане в городе, которых мало и работают они с перебоями. О чистых и сухих комбинезонах и обуви в таких пещерных условиях можно только мечтать…

Вот наш труженик, уставший уже от утренних домашних дел, часов в шесть утра бежит на автобусную остановку — ведь ехать ему на старом и перегруженном автобусе минимум полчаса, а то и час. Таких, как он, сотни собираются со всей округи. На остановку автобус приходит переполненным. Работяга втискивается внутрь машины и в давке едет к проходной завода. Это тоже требует физических усилий. Он устает еще больше. Приходит на работу он уже усталым, а то и голодным, перехватив дома на завтрак кусок хлеба или картофелину и стакан жидкого чая. В бытовке он переодевается в свою робу, измазанную маслом, — вряд ли у него есть еще одна для смены, — надевает грубые, разбитые ботинки без шнурков, в которых ходит по цеху несколько лет, пока они совсем не развалятся…

Если он слесарь, то день начинает с того, что вынимает из железного стола или шкафа железный ящик с инструментами и другой такой же — с нормалями, то есть винтами, болтами, гайками и прочей мелочью. Ящики, как правило, грязные, закапанные машинным маслом и с кусками ветоши, которой изредка протирают инструменты, чтобы не скользили в руке. Шкаф или стол запирают в конце смены на висячий замок, чтобы коллеги из другой смены не «позаимствовали» без отдачи хороший гаечный ключ. Болты, гайки и тому подобную железную россыпь производит в соседнем цеху такой же бедолага. Он гонит так же много брака, как и его товарищи в других цехах. Наказать его рублем невозможно, так как закон этого не предусматривает, а профсоюзная организация и мастер не позволят. Главное — это план, который надо выполнять не по качеству, а по числу изделий и их весу.

Наш герой начинает работу уже уставшим. Поэтому он идет сначала покурить в отведенное для это место. Там собрались его коллеги и обсуждают вчерашнюю выпивку, футбол или хоккей, смотря по сезону. Осенью в число тем добавляется урожай картофеля и овощей на личных участках, так как овощных магазинов, равно и мясных, и рыбных, и бакалейных, поблизости нет. Люди живут продуктами, произведенными руками своей семьи. Если в магазинах на окраине появляются мясо, колбаса и другие продовольственные товары, то качество их ниже, чем на центральных улицах города, а цены — такие же…

Как ты думаешь, может наш рабочий трудиться четко, споро и точно? Не даст ли он иногда по головке винта кувалдой, если тот не ввинчивается в предназначенное для него отверстие? Будет ли он аккуратно прилаживать, подгонять одну детальку к другой, словно в швейцарских часах или автомобилях «роллс-ройс»? И вообще, может ли быть у нас качество произведенных промышленных изделий выше или хотя бы на том же уровне, на каком оно в Европе и Америке? — задал риторический вопрос Ашот. — Вот тебе взаимосвязь культуры быта и культуры труда… — подвел он итог лекции. — Вот почему даже официальный уровень производительности труда в нашей стране на треть ниже американского. А на самом деле?.. На Западе вообще нет такого понятия, как производственный брак. Если брак появляется, то его устраняют с рабочего места вместе с тем, кто его произвел…