Федор Раззаков - Ефремовы. Без ретуши

Но вернемся к истории скандального ухода Ефремова в МХАТ. Театр, который считался академическим. А таковых в Москве в те годы было всего шесть, они находились на балансе Министерства культуры СССР и финансировались значительно лучше тех храмов Мельпомены, что этого звания удостоены не были и находились на балансе Московского управления культуры (например, «Современник» был на балансе у последнего). Эта разница была видна даже на уровне театральных буфетов, — что уж говорить о деньгах, отпускаемых на постановки! МХАТ тогда располагался в проезде с одноименным названием (до этого — Камергерский переулок), а также давал спектакли в своем филиале на улице Москвина. А новое здание на Тверском бульваре только строилось. Оно откроется в октябре 1973 года и поразит воображение зрителей: его зрительный зал будет рассчитан на 1360 человек, а сцена будет достигать в высоту более 30 метров.

Но вернемся в год 1970-й.

7 сентября в МХАТе состоялась официальная презентация нового главного режиссера Олега Ефремова. Представила его труппе ни много ни мало сама министр культуры Екатерина Фурцева. Как вспоминает все тот же В. Шиловский: «Поднялась буря аплодисментов. Все были вдохновлены началом новой жизни. Тронная речь Ефремова была о том, что, конечно, он понимает ответственность, что такое МХАТ. Он дал жизнь театру «Современник». М. Н. Кедров участвовал в создании «Современника», и В. З. Радомысленский просто был отцом и мамой «Современника». И что говорить, давайте почитаем новую пьесу, послушаем талантливейшего композитора, начнем работать. Была буря аплодисментов. Еще было сказано, что хватит назначать худсовет, пора его выбирать. И снова был шквал аплодисментов. Это было новое веяние демократии…»

А вот как вспоминает о том дне другой мхатовец — Владлен Давыдов: «Екатерина Алексеевна Фурцева прочитала письмо от коллектива «Современника»: «Мы отдали вам самое дорогое, что имели… Олега Николаевича…» — и опять овация и треск кинокамер…» [16] В том письме был следующий текст: «Друзья! Мы поздравляем вас с началом нового сезона и приходом к вам Олега Николаевича Ефремова. Как бы нам ни было тяжело и грустно, мы отдаем вам самое дорогое, что имели, — Олега Николаевича, с которым прожили пусть недолгую, но трудную и наполненную жизнь в искусстве. Мы хотим верить, что вы будете уважать, любить Ефремова и помогать ему. Это поможет и нам сохранить силы и единство».

8 ответном слове Ефремов сказал, что он еще многого не знает и надо разобраться, а программы у него нет. «Сезон очень ответственный в преддверии XXIV съезда партии, Художественный театр мимо этого пройти не может». И предложил начать сезон с чтения пьесы своего любимого драматурга Александра Володина «Дульсинея Тобосская». «А потом мы еще будем много обо всем говорить, пока же я благодарю Художественный театр, «стариков» Художественного театра. Почему мы встречались со «стариками»? Потому что именно они для нас с юных лет и представляли Художественный театр».

После этого, как всегда, восторженно и пламенно («Апассионария наша!») выступила А. К. Тарасова: «Я в программе этих выступлений не состою… Но я считаю, дорогие мои товарищи, что сегодня исторический день для нашего всеми любимого Художественного театра. В наш коллектив, в нашу семью входит Олег Николаевич Ефремов. Ему 43 года, и это прекрасно! Это расцвет. Вспомним, что нашим вожаком был Н. П. Хмелев — ему тогда было 42 года! И то, что мы, старшее поколение, все сразу выставили именно эту фамилию, этого человека, я считаю, правильно!.. Мне хочется его поздравить с такой большой честью — быть руководителем Московского Художественного театра… Ведь вы входите в этот театр с таким чудным букетом роз, и замечательно, что ваш театр «Современник» сделал это…»

Олег, правда, тут же заметил: «Но эти розы колются!»

И Тарасова закончила свою восторженную речь так: «Екатерина Алексеевна правильно сказала, что Художественный театр должен быть вышкой, а сейчас он не вышка, и правильно, что нас ругают на заседаниях, и многие лучше нас. Но подняться гораздо труднее, чем упасть… Я очень рада, что встречаю здесь этого худенького молодого человека, но я знаю, что он очень крепкий, и хорошо, что он будет руководить один… С сегодняшнего дня он не просто Олег Ефремов, а для всех нас абсолютно — Олег Николаевич… Счастливого вам творческого пути, дорогой Олег Николаевич!»

К. А. Ушаков: «Дальше слово предоставляется секретарю партийной организации, народной артистке Советского Союза Ангелине Иосифовне Степановой».

А. И. Степанова: «Партийное бюро Московского Художественного театра приветствует ваш приход, Олег Николаевич, в наш театр… В партбюро единогласно проголосовали за вашу кандидатуру…» А дальше был набор официальных партийных слов и призывов.

Потом: «Слово предоставляется Марку Исааковичу Прудкину».

М. И. Прудкин: «Товарищи! Я хочу сказать два слова. Наши товарищи Виктор Яковлевич Станицын, Михаил Николаевич Кедров передают эстафету руководства своему ученику. Я считаю, что это акт высокой мудрости и высокой гражданственности! И я думаю, мы должны по достоинству оценить этот шаг. Хочу вспомнить слова Константина Сергеевича Станиславского, которые он сказал на десятилетии Второй студии: «Пускай мудрая старость направляет бодрость и силу молодости и пусть бодрость и сила поддерживают старость!» И за это мы должны вынести им благодарность и оценить их мужество по достоинству!»

Опять овация!

Е. А. Фурцева: «Я благодарю, что напомнили. Предлагаю от имени всего коллектива направить сегодня телеграмму Михаилу Николаевичу Кедрову». (Кедрова не было на собрании, его в апреле разбил паралич.)

В заключение пламенно выступил К. А. Ушаков: «Вы все не думайте, что вот пришел главный режиссер и через месяц-два-три все будет правильно. Нет, это большой труд всего коллектива. Надо, чтобы сразу Олега Николаевича не нагружали какими-то посторонними работами или какими-то вещами, которые мешали бы ему познакомиться… А главное — сплочение коллектива, нам правильно здесь это сказали, и тогда мы, поняете (он всегда говорил так: «поняете». — В. Д. ) достигнем вершин… А теперь двадцать минут перерыв, и в нижнем фойе Олег Николаевич будет читать пьесу Александра Володина».

…Пьесу прочитали. Обсудили и были в восторге от чтения Олега Николаевича, а не от пьесы…

На этом «исторический день» был закончен. Все разошлись возбужденные и озадаченные. «Что это — большое счастье или большое несчастье?» — как сказал Нехлюдов в «Воскресении»…

Отмечу, что на том историческом собрании не было двух «великих стариков». Про одного мы уже слышали — Михаила Кедрова. Другим был Борис Ливанов, который выступил категорически против приглашения Ефремова, которого он называл хунвейбином. И когда его не послушали, дал слово никогда больше не переступать порога родного театра. И слово свое не нарушил, даже зарплату ему приносили домой (жил он неподалеку от театра — на улице Горького). Встречаясь иногда на улице со своими бывшими коллегами, он неизменно спрашивал: «Ну, как там, в Освенциме? Геноцид развивается?»