Валерий Попов - Зощенко

Но это еще полдела! Далее шли персональные высказывания. Приведу лишь заголовки.

Ал. Толстой

СОРВАТЬ ПЛАНЫ МИРОВОЙ ВОЙНЫ!

Н. Тихонов

ОСЛЕПЛЕННЫЕ ЗЛОБОЙ

К. Федин

АГЕНТЫ МИРОВОЙ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ

Ю. Олеша

ФАШИСТЫ ПЕРЕД СУДОМ НАРОДА

A. Новиков-Прибой

ПРЕЗРЕНИЕ НАСЛЕДНИКАМ ФАШИЗМА

B. Вишневский

К СТЕНКЕ!

И. Бабель

ЛОЖЬ ПРЕДАТЕЛЬСТВА

Л. Леонов

ТЕРРАРИУМ

М. Шагинян

ЧУДОВИЩНЫЕ УБЛЮДКИ

В. Шкловский

ЭПИЛОГ

Б. Лавренев

ИХ СУДИТ ВСЯ СТРАНА

А. Платонов

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗЛОДЕЙСТВА

Среди осуждающих, требующих казни — лучшие имена! В этом «параде» Михаила Зощенко нет. Но 25 января 1937 года он выступает вместе с другими на собрании в ленинградском Доме писателя с осуждением «изменников» в связи с процессом над Пятаковым и Радеком. Еще недавно Радек выступал на съезде писателей, блистал красноречием, и — надо же! — оказался врагом!

Повышения бдительности требуют от всех. Теперь «враждебным» могут объявить то, что прежде считалось безобидным. Еще в книге «Письма к писателю» Зощенко публиковал свой ответ игривым студенткам, которые капризно требовали прислать им рассказы, не пропущенные цензурой, и сообщал, что цензура никогда не имела к нему претензий и все пропускала, а уж он в ответ «вел себя добропорядочно и не писал рассказы, которые могли бы не пойти». Но в 1937 году из переиздания «Сентиментальных повестей» цензура выкинула повесть «Люди», много раз уже напечатанную, и сделала вымарки в книге на тридцати страницах. Значит — ага! — все-таки писал нехорошее!

«Теперь так будет всегда! — дают понять писателям. — Бойтесь!»

При этом в 1937 году широко и помпезно отмечалось столетие со дня смерти Пушкина, погубленного, как считалось тогда, придворной кликой. Проходили торжественные собрания, устраивались концерты по его произведениям, издавались роскошные собрания сочинений. Я храню дома замечательно изданный в 1937 году серовато-глянцевый трехтомник Пушкина, с его выпуклым барельефом на обложке, с прелестными старинными иллюстрациями. Власть демонстрировала: в стране все хорошо, Пушкин с нами!

Хоть какая-то «отдушина» все же была! В том же январе Зощенко публикует ответ на «Анкету о Пушкине» в журнале «Литературный современник». Специально к столетнему юбилею Пушкина пишет стилизованную под Пушкина «шестую повесть Белкина» — «Талисман». Уж лучше это писать, чем подписывать коллективные письма! Наверное, как и многие, Зощенко решил продолжать прежнюю жизнь, делать свое дело — и будь что будет.

В мае 1937-го в весьма престижном издательстве «Художественная литература» выходит его книга «Рассказы» тиражом в 100 тысяч экземпляров!

Но Зощенко — подстраховывается. 17 мая в газете «Ленинградская правда» Зощенко публикует сразу четыре письма Горького к нему. А ну-ка троньте, попробуйте, друга Горького! Впрочем — он так предусмотрителен не всегда. Пишет и печатает статью «О стихах Заболоцкого», хотя Заболоцкий находился под угрозой (и вскоре был арестован), другие боялись о нем писать.

Тридцать седьмой год — столетняя годовщина памяти Пушкина и юбилей революции. И этот юбилейный год не случайно стал самым «людоедским» — к юбилею требовалось показать всем, что «революция продолжается». Писатели обязаны были «откликнуться». Зощенко откликнулся довольно поверхностной вещью «Бесславный конец» — о 1917 годе и Керенском, — написанной усредненным, банальным языком… «Отделался»!

В ноябре напечатана очередная книга Зощенко «1935–1937. Рассказы, повести, фельетоны», тираж 20 тысяч. Зощенко публикуется в журналах «Крокодил», «Звезда», в «Ленинградской правде» и «Красной газете». Выходят рассказы «Веселая игра», «Шумел камыш», «В пушкинские дни» — «зощенковское издевательство» по поводу помпезного поклонения Пушкину с идеологическим привкусом, а простому человеку это — «боком выходит». И, несмотря на угрозы, Зощенко по-прежнему печатается «у врагов» — в 1937 году в буржуазной Риге выходят его книги «Бедная Лиза» и «Не все то золото, что блестит!».

В августе арестован брат Веры Владимировны, который когда-то служил в Белой армии, а также супруга брата. Зощенко уже однажды вступался за них, когда их арестовывали. Тогда — помогло.

Арестован ближайший друг Зощенко, В. Стенич. За него Зощенко вступится, когда, как ему покажется, появится шанс, не зная о том, что Стенич после суда был почти сразу расстрелян. Он пытается делать все возможное, и в обстановке тех лет — это наилучшая характеристика!

В «Хронологической канве жизни и творчества М.М. Зощенко», составленной замечательным исследователем Ю. Томашевским, значится: «Август 1937. После ареста близких знакомых — мужа и жены Авдашевых — М.М. Зощенко и В.В. Зощенко берут в семью их шестнадцатилетнего сына, отправляют посылки и деньги двум их несовершеннолетним дочерям, помещенным в детдом для детей “врагов народа”».

Что это за Авдашевы? Фамилия мучительно знакомая, но что их связывало с семьей Зощенко? Из многочисленных воспоминаний о Михаиле Зощенко возьмем воспоминания Авдашевой, дочери репрессированных:

«Мой отец был секретарь Петроградского райкома партии. Хоть была и мала, я замечала интерес к нему Михаила Михайловича. И уважение. Видимо, отец был из тех партийцев, с которыми он связывал надежды на будущую лучшую жизнь. И вот в 1936 году нашу семью постигло несчастье: отца арестовали. Брат и я с сестренкой были в полной растерянности, мать в отчаянии.

Михаил Михайлович пригласил маму к себе, говорил, что это ошибка, недоразумение, что вскоре все должно разъясниться и отец вернется домой. В общем, всячески ее ободрял. Мама вспоминала потом, что он очень волновался, не знал, как успокоить. Принес из своего кабинета банку с вареньем, поставил перед ней чашку чая. Сказал, что чай с вареньем хорошо влияет на нервные перегрузки…

В августе 1937 года арестовали мать. Наша жизнь окончательно перевернулась. Меня и сестренку как несовершеннолетних детей “врагов народа” отправили в детский дом, притом не в один — разлучили: меня в Судогду, ее в Вычугу. Володя (ему было шестнадцать лет) остался один. И тогда Михаил Михайлович и Вера Владимировна взяли его к себе, в свою семью. И это был не просто, как говорят сегодня, акт милосердия. По тем временам это был мужественный поступок. Хоть Сталин и говорил, что сын за отца не отвечает, но то была ложь. Сыновья отвечали, да еще как! Дети “врагов народа” — они тоже были “враги”. И вот семья Зощенко не побоялась “пригреть” врага. А нам, его сестрам, посылались посылки, деньги, не проходило месяца, чтобы мы не получали от Веры Владимировны письма…

В августе 1939 года я наконец отбыла свой срок в детском доме и вернулась в Ленинград. Мне было пятнадцать лет. Надо было думать, что делать, где и как жить. И опять эти добрые люди не остались в стороне. Ими только что была куплена в Сестрорецке дача, и они пригласили меня там жить. Дача была совсем новой. Вход на второй этаж, где находился кабинет Михаила Михайловича и маленькая комнатка Веры Владимировны, был в то время еще снаружи. С маленького балкона открывался неповторимо прекрасный вид на залив. Голубое небо сливалось с морем, а внизу, за калиткой, бежала тропинка между молодыми, только что посаженными деревьями… Как будто я все это видела только вчера — так ясно остались в памяти первые минуты.