Геннадий Прашкевич - Станислав Лем

— Вы знаете, это уже началось. Когда американцы начали бомбить Сербию…

— Знаю, да! Они так делали, что Сербия пускала свои ракеты туда, где не было никаких самолётов. Конечно, знаю. Я ведь, кроме “Природы”, читаю и научные журналы: “New Scientist”, “Scientific American”, ax, боже мой, “Science et vie”, “Wissenshaft”… Я знаю шесть языков… Все эти журналы покупаю или выписываю… Их такое огромное количество у меня там наверху, я не в состоянии всего прочесть, я только смотрю, есть ли что-нибудь, так сказать, сногсшибательное, совершенно новое… А позавчера какой-то дурак, простите, прислал мне видеокассету, называется “Польские UFO”. Это получается, что существуют, значит, такие UFO, которые только над Польшей летают. Я это видео не буду смотреть. Думаю, прекрасно, что прислали, но всё-таки — дураки. Ну какие там польские UFO. Это бессмысленно… У меня и так огромная нагрузка… Особенно из России пишут, но главным образом из Германии: “Пришлите нам ваши цветные фотографии с автографом”. И не одну фотографию, а две. Одну для того, кто просит, а вторая у него пойдёт на обмен. И так далее… Или присылают мне книжки. Одна совершенно сумасшедшая американка прислала огромный ящик, все мои издания в переплёте — двадцать пять книг. Это большой вес. Я должен был расписаться на всех. Потом фирма американская приехала, забрали обратно. Боже сохрани, чтобы такое повторялось. Я же не могу заниматься только этим… Приходят письма с просьбами. Иногда сердце дрогнет, я должен всё-таки дать кому-нибудь автограф, но не всем же. Я не киноактёр, не звезда какая-то. Кроме того, не то, что денег, а времени не хватает на работу. У меня начался семьдесят девятый год жизни, я не ребёнок какой-то… А то вдруг организовали международный съезд философов в Кракове. “Пан Станислав, вы обязательно должны там выступить”. — “Но я не философ”. — “А всё равно, у вас же есть философские работы”. Я сказал: “Хорошо”. На прошлой неделе приезжают за мной, везут в кинотеатр “Киев”, там семьсот мест и весь зал полон. И говорят, что я на английском языке должен объясняться. Я даже не знал, что существует такое количество понимающих английский язык людей в Кракове. Там были, конечно, и довольно известные международные, так сказать, светила. Ну, ладно… А то пришёл какой-то польский журналист на прошлой неделе с таким большим списком вопросов и, между прочим, говорит: “Почему у вас нет Нобелевской премии?” Я говорю: “Ну, Нобелевская премия — это не зависит от меня!” А он смотрит так, что вроде как мне просто не хочется стараться… А вот Сартр не хотел получать Нобелевскую премию, отказался… Но это другое дело… Нет, не надо мне никакой Нобелевки, нет… И не то мне сейчас тяжело, что я пока ещё жив, а то, что друзья умирают. Понимаете? Знаю, что Аркадий Стругацкий умер, Борис там один остался. Я где-то читал, что он пишет воспоминания личные, биографические…

— Не совсем. То, что он написал, называется “Комментарии к пройденному”. О том, как они с братом писали книги. Я регулярно общаюсь с Борисом Натановичем, и когда написал ему, что еду в Краков и постараюсь встретиться с вами, он просил передать вам привет.

— О, спасибо! А как с книжками Стругацких? Продаются?

— Да, конечно. Ситуация примерно такая же, как и с вашими книгами. Тиражи, правда, небольшие, но книги постоянно переиздаются.

— Я спрашиваю потому, что знаю, у Стругацких были трудности. Они были как бы немножко против советской власти…

— Нет, теперь у нас разрешено всё. Если хотите, я попрошу у Бориса Стругацкого файл с его воспоминаниями для вас. Могу распечатать прямо на бумаге или прислать файл.

— По факсу?

— Компьютером. Ведь у вас есть интернетовская связь.

— Только когда работает мой секретарь. Я лично не в состоянии этим пользоваться.

— Я могу прислать бумажный вариант.

— На каком? На русском?

— На русском.

— Не знаю… Можно ли прислать электронной почтой?.. Там вроде какие-то сложности с кодировками…

— Я попробую с вашим секретарём списаться, и мы определим, сможет он получить или нет. Но я могу и на бумаге распечатать. Эти воспоминания публиковались пока только в журнале, сокращённый вариант.

— Понимаю… Мне смешно, но с Корженевским я общаюсь исключительно на английском языке… Почему? Да он начал переписываться на английском, вот мы ему и отвечаем на английском…

— Корженевский сам переводит с английского. Он литературный агент многих американских фантастов.

— Я знаю…

— Может, у него делопроизводство поставлено на английском языке…

Вполне может и так быть. Моему секретарю это не мешает, а я… С компьютером я не в состоянии… У меня есть старая пишущая машинка, и хватит с меня. Писать много я не собираюсь, тем более ничего беллетристического. Другое дело, скажем, что-нибудь о философии, футурологическое… Сейчас вот думаю о книге. Она ещё не существует, только в моей голове кружится такая идея, чтобы продолжить “Сумму технологии”. Точнее, не совсем чтобы продолжить, а чтобы разобраться, что там было верно, а что было глупо. И как всё переменилось, знаете, вроде как такие ветви расходящиеся… Это может быть интересно, но я ещё не нашёл человека, с которым мог бы так работать, чтобы он меня спрашивал, а я бы отвечал. Потому что девяносто девять процентов всех людей, которых я знаю, это литераторы, критики, гуманитарии, в общем, они этими вопросами не очень занимаются, им это неинтересно, наверное…

— Пан Станислав, а ваш сын сейчас живёт в Америке?

— Нет. Но он жил в Америке, в Соединённых Штатах, окончил там Принстонский университет, теперь вернулся, женился, у меня уже есть маленькая внучка, ей один год. Он прекрасно изучил английский язык, переводит книжки разные, главным образом — с английского. Мы вместе с ним довольно долго жили в Вене, поэтому он знает и немецкий язык…

— Я смотрю, в Польше продолжается засилье англо-американских переводов, польской фантастики почти не выходит.

— Да. К сожалению. А те книги, которые выходят в Польше и которым даже присуждается этот новый приз, кажется, называется “Nike”, мне как-то не нравятся… Знаете, если человек, как я, прошёл огонь, воду и медные трубы, все эти оккупации… немецкие и советские… Ну ладно… Значит, вы к нам приехали из Абакана и будете возвращаться в Абакан?

— Да.

— Вы должны ведь через Москву ехать?

— Да. Через Варшаву и через Москву.

— Вы бываете в Москве?

— Конечно, бываю изредка.

— Метро там ещё существует?

— Существует.

— Знаете, а у нас есть дирекция центральная в Варшаве… Но не существует ни одного километра метро, не в состоянии пока польское правительство осуществить этот проект… Знаете, как-то меня попросили написать что-нибудь на тему об отношениях немцев и поляков. Это было в девяносто третьем году. Я написал — то, сё. А закончил так: со временем соединённая Германия будет окружена нищими всего мира, а Польша станет протекторатом Ватикана, Рима, римского папы. И так оно и получилось в действительности. А какая-то дама из Польши, которая сидит в этом институте польском в Германии, написала: “Это пессимистические взгляды польского футуролога”. Да какие там пессимистические? Мне кажется, что это было вполне реалистичным и таким и остаётся… Сейчас хорошо издают. (Берёт в руки книгу афоризмов.) Значит, народ имеет деньги. Если бы не было денег, то и рыночный спрос был бы небольшим.